После Ельцина. "Веймарская" Россия

Это, конечно, кличка, и как всякая кличка, она была слишком плакатной, слишком лобовой. Она игнорировала мощную прослойку “белых” антикоммунистов и интеллигентных аналитиков, свободно парящих в таких эмпиреях, куда и во сне не заглядывали прежние советники. Адмирал Чернавин, надо думать, отродясь не слыхал о Юлиусе Эволе или Карле Шмитте, на которых уверенно ссылался в своих статьях Александр Дугин16. Олег Бакланов и в свободное от работы время не размышлял о “России как оси истории” или о том, как превратить “стандартную оппозицию правительству в духовную оппози267

цию современности”, к чему призывал Вадим Штепа17. Это интеллектуальное возвышение тоже было знаком новой эры. Но зато никто из прежних оппозиционных корифеев в жизни не осмелился бы заявить, как Эдуард Лимонов, что не только “мы не хотим вашу либерально-демократическую интернациональную Россию, дверь в которую открыта настежь”, но желаем “национальную Россию: от Ленинграда до Камчатки только русский язык и русские школы. Мы хотим русифицировать страну национальной революцией”18. Здесь и генералом быть не надо, чтобы перехватило дыхание. Представляете себе, читатель, какие кровавые средства потребовались бы в России, с ее двунадесятью языками, чтоб отнять у татар и башкир, и балкарцев, и черкесов, и якутов - о чеченцах уж и не говорю - их родной язык? А тут еще и Сергей Бабурин предлагает “вспомнить о русской миссии, о тайном судьбоносном предназначении нашего народа”19.

Казалось, переменился сам воздух, которым дышит оппозиция. Но при всем этом кипении интеллектуальных страстей и мистических прозрений и в парламентскую эру веяло от реваншистской оппозиции чем-то неистребимо вульгарным и нечистоплотным. И дело было вовсе не в том, что интеллектуальный слой был недостаточно мощным, чтобы перебить этот дух: он и не пытался с ним бороться. Эти люди навеки испуганы. Они смертельно боятся своей “политической базы” и никогда уже, повидимому, не смогут жить в мире с самими собой.

Впервые я заметил это в феврале 1992-го, на известной уже читателю встрече демократических “перебежчиков” с “коричневыми” массами, где несчастные “жидо-масоны” Виктор Аксючиц и Михаил Астафьев походили не столько на укротителей “патриотических” львов, сколько на христианских девственниц, брошенных им на съедение. С тех пор это ощущение странной жалости преследовало меня всякий раз, когда мне приходилось встречаться с лидерами оппозиции. Если в квартире или в офисе, где наш диалог записывался на пленку, появлялись неожиданные посетители, мои собеседники замолкали и бледнели, словно пойманные за руку в момент преступления.

Помню, как ошеломило меня откровенное признание одного из них, умного человека и далеко не труса, с которым провели мы много часов, обсуждая будущее России. Но оказалось, что мне не только нельзя обнародовать его мысли под его именем, но и сама наша встреча должна быть тайной.

- Если вы когда-нибудь кому-нибудь расскажете, что я у вас был, я погиб.

- Да как же можете вы, - ахнул я, - позволить себе зависеть от этой, по вашим собственным словам, “сволочи”? Он лишь устало пожал плечами.

Как же рассчитывают оппозиционные интеллектуалы справиться с фашистами в собственных рядах - в случае, если они, не дай Бог, победят? Как смогут они руководить будущей Россией, если уже сегодня чувствуют себя крепостными этой “сволочи”, зависят от нее, приспосабливаются к ее образу мышления и молятся ее богам? И какая в

268

этом случае цена всем их ученым рассуждениям о “русской миссии” и “пассионарности”?

Все это составляло сложный психологический фон, на котором вызревал сценарий конституционного переворота - стержень новой, парламентской стратегии. Главные вехи этого вызревания мы уже с читателем обсуждали: февральский Конгресс гражданских и патриотических сил (где впервые обнаружилась коричневая подкладка красно-белой жилетки оппозиции) — июньская попытка инаугурации генерала Стерлигова в качестве доморощенного Муссолини на Русском национальном соборе - октябрьское фанфарное открытие Фронта национального спасения.

Все, как видим, шло по учебнику. “Марсианский” 92-й спрессовал сроки, позволил парламентской оппозиции пройти весь путь раскрутки нового сценария. От образования коалиции реваншистских фракций (“Российское единство”) и неудачной попытки свалить “оккупационное” правительство Егора Гайдара на VI съезде в апреле - через устранение Гайдара на VII съезде в декабре — прямым ходом к марту 93-го, к IX съезду, к импичменту. Правда, несмотря на весь обретенный в новой эре политический опыт и выучку, оппозиция слегка еще путалась в вариантах сценария, в его классических схемах, но главное условие она выполнила; полностью захватила контроль над парламентом. Впору было заказывать банкетный зал - “обмывать” великое торжество.