После Ельцина. "Веймарская" Россия

- Я думаю, что наша армия мешает внешнему сопернику, могучему, богатому, умному, который стремится к господству в мире, стремится навязать человечеству свой “новый мировой порядок”. И она же, наша армия, являющаяся опорой государства, строя, хранящая государственную, патриотическую философию, мешает тем силам, группам, а теперь уже можно говорить даже классам, стремящимся изменить строй, изменить философию страны. Внешний, как мы говорим, “супостат” и внутренняя “пятая колонна” соединились в своих атаках на Вооруженные Силы СССР”4. Надо сказать, что демократическая пресса спорила с этим, как могла. Навстречу генеральской версии происходящего шел поток других публикаций о том, что имперская армия, в особенности после Афганистана, насквозь деморализована, никакой романтикой в ней давно не пахнет. Она просто не может хранить “государственную, патриотическую философию”, поскольку разлагается на глазах, поражена “дедовщиной”, этническими конфликтами, массовым дезертирством и коррупцией. Авторитет ее разрушен. Матери боятся отдавать этой армии своих сыновей, сыновья избегают ее, как чумы. Она никак

262

не подходит для роли, которую предназначала ей оппозиция. И не при чем здесь “пятая колонна”, не говоря уже о происках внешнего “супостата”. Любезная генеральским сердцам империя безнадежно сгнила, и ее армия лишь отражает это гниение. Если бы оппозиция прислушалась к голосу здравомыслящих экспертов, ей бы стало понятно, что она выбрала себе негодных союзников. Но могла ли она к ним прислушаться? Попробуем на минуту поставить себя на место ее лидеров, и мы тотчас увидим, что это было просто исключено.

Вопервых, от кого исходили эти сигналы тревоги? От ненавистных ей демократов, бороться с которыми было ее первым, на уровне инстинкта, рефлексом. А тут - такая удобная мишень: смотрите, люди добрые, что они делают, на кого руку поднимают! “Чего только не говорят о генералах, — негодовал генерал Игорь Родионов, герой тбилисской бойни 1990 г., — шельмуют, оскорбляют, делают посмешищем, какието фигляры поносят генеральские седины, генеральскую честь… Разрушить внутреннее единство армии - вот задача пропаганды!“5. А может, оппозиция и сама верила этим жалобам, убеждала себя, что “общественное мнение страны все более положительно относится к армии, видя в ней естественного и наиболее последовательного защитника общенациональных интересов”6. А еще важнее было вовторых: разувериться в армии - значило разрушить свою собственную политическую стратегию, всецело ориентированную на военный переворот. Генералы представлялись не только исполнителями одной, хотя и важнейшей партии. За ними стоял еще могущественнейший, богатейший военнопромышленный комплекс, этот становой хребет имперской экономики. Будучи общенациональным институтом, армия имела гигантскую инфраструктуру, те самые опорные пункты по всей стране, ничуть не хуже мечетей Хомейни или Советов Ленина. Можно ли было противостоять таким соблазнам?

…и на земле

Была, однако, у генеральского сценария и другая прискорбная слабость. Уж чересчур он был книжный, романтический и абстрактный. Он был навеян скорее опытом генерала Пиночета в Чили, нежели реалиями советской империи, не оставлявшими ему практически никаких шансов. Если бы оппозиционные романтики меньше витали в облаках, у них бы не было в этом ни малейшего сомнения.

Для выходов на публику им было достаточно пропагандистских клише: “Никакой другой институт, кроме армии, не способен ясно осознавать и эффективно защищать высшие государственные интересы” (Александр Прокудин) или - “Армия играет ключевую роль в функционировании авторитарной власти” (Шамиль Султанов). Но для конкретного политического анализа вся эта декламация, естественно, не годилась. Не будем возводить на аналитиков напраслину и го

263

ворить, что они не видели вообще ничего. Видели. Султанов, тот определенно видел: “Исторически несущей конструкцией советского государства являлся “великий треугольник”: номенклатура КПСС-органы безопасности — армия… Ключевой для всего советского государства являлась жесткая номенклатурная структура коммунистической партии”7. (Кстати, так было не только в советской империи. Ни в муссолиниевской Италии, ни во франкистской Испании ключевой роли армия никогда не играла, и при своем неравнодушии к этим режимам аналитики оппозиции должны были хорошо это знать). Ну, как, похоже это на Чили? Была армия Пиночета лишь самой короткой стороной треугольника власти, подчиненной двум другим, над которой к тому же “органы безопасности осуществляли тщательный надзор”?