После Ельцина. "Веймарская" Россия

ного строительства, превратив его в своего рода национальный миф. Опыт и вправду уникален. Но вовсе не тем, что страна избрала себе царя. В конце концов, поляки избирали своих королей на протяжении столетий. Беспримерно, что из всех многочисленных видов монархии страна выбрала именно автократию. Вручая в 1613 г. власть избранному им царю, Собор не потребовал от него никаких гарантий прав и гражданских свобод, хотя за три года до того именно Россия оказалась первой в Европе страной, провозгласившей себя конституционной монархией.

В наше время, надо полагать, возможны и менее милитаризованные варианты этого сценария. Например, регионы, объединившись, душат центр, отказываясь платить налоги. Или посылают в столицу обструкционистский парламент, устраняющий президента и центральное правительство. Требуется лишь экстраординарное единство регионов - маловероятное, поскольку для российской провинции характерно несовпадение интересов и пестрота в расстановке политических сил.

Д. Революция сверху Здесь опять-таки возможны два варианта.

1. Президентский. Законно избранный и популярный президент устраняет непопулярное правительство, распускает парламент и устанавливает режим личной власти, опирающийся не только на военную силу, но и на популистскую националистическую символику. Так установили свою диктатуру Иосиф Пилсудский в Польше (1926) и Хуан Перон в Аргентине (1946). В таких замыслах оппозиция не устает обвинять Бориса Ельцина.

2. Процедурный. Глава государства уходит со сцены (по естественным или любым другим причинам). Тот, кто его заменяет, покровительствует реваншистской оппозиции (или ее боится). В угоду ей он назначает новую администрацию, устанавливающую авторитарную диктатуру. Такой “тихий” процедурный переворот погубил в конце 1920-х тайшоистскую демократию в Японии.

Вот, как я и обещал: пять сценариев, десять вариантов.

В облаках “Я верю, что все-таки состоится парад “афганцев” на Красной площади. И президент, не встречавший войска, вытаскивающие свои израненные колонны под Термезом и Кушкой, будет стоять на Мавзолее по стойке “смирно”, а по брусчатке пройдут кандагарские, гератские, кабульские полки, протянут подбитую, подорванную технику, протолкают по площади инвалидные коляски с ветеранами, и нация поклонится им - своим сыновьям!“1

От этого триумфа имперской идеи, так живо рисовавшегося оппозиции в первоначальную, доавгустовскую эпоху, ее отделяла малость. Как сделать, чтобы президент (тогда Горбачев) вытянулся по стойке “смирно” перед несчастными солдатами, вернувшимися с позорной, откровенно захватнической войны? Читатель наверняка легко догадался, какой из перечисленных выше сценариев казался тогдашней оппозиции наиболее пригодным

261

для воплощения этой романтической мечты. Ведь вся ее политическая философия сводилась в ту пору к одной нехитрой формуле:

а) поскольку “переходный период общества к новому качественному состоянию прежде всего требует жесткого авторитарного режима” и б) “армия играет ключевую роль в функционировании авторитарной власти”, то в) ей и карты в руки. Она “либо формирует правящую коалицию с гражданскими силами, либо сама непосредственно реализует авторитарную власть”2.

Еще короче - генеральский переворот. В нем, казалось, было все, чем грезила оппозиция - надежность, простота и романтика. Он гарантировал, что оба главных ее требования - авторитарное правление и сохранение империи — будут безусловно выполнены. Как писал главный тогдашний аналитик реваншистов Шамиль Султанов, “армия - единственная сила, способная предотвратить окончательное разрушение союзного государства”3.

Оставалась опять-таки малость. Убедить народ и армию, что генеральский переворот нужен не только генералам и оппозиции, но и стране. Но и это казалось тогда делом достаточно простым. Развязать кампанию в оппозиционной и армейской прессе, повторить сколько нужно раз, что все беды армии и страны спланированы Западом, что это он в союзе с отечественной “пятой колонной” обезоруживает родину и хочет ее поработить. И все поймут, что армия обязана взять власть, чтобы спасти страну от этой смертельной угрозы.

Вот маленький образец такого пропагандистского прессинга в диалоге между Прохановым, представляющим оппозицию, и адмиралом Чернавиным, представляющим генералитет. “- Давайте попробуем, - предлагает Проханов, — объяснить себе и другим, кому, по каким мотивам понадобилось разрушать нашу армию, лишать ее не только грозного оружия и стратегических плацдармов, но и народной любви и доверия. Что и кто за этим стоит?