После Ельцина. "Веймарская" Россия

Ничего особо интересного в этой логике нет: элементарное повторение задов нацистской пропаганды 1920-х. Интересна реакция, вернее, полное отсутствие реакции либеральной интеллигенции, Я не помню случая, чтобы ктонибудь из демократов публично задумался: а зачем, собственно, нужна “патриотам” такая очевидная ложь? Какая, к черту, оккупация, когда Запад принципиально отказывается вмешаться в русские дела? Это настолько очевидно, что российские демократы просто игнорируют центральный тезис истерической реваншистской пропаганды

- как пустую риторическую фигуру, как полную бессмыслицу. Зря, как мы вскоре увидим. Ибо смысл у этой бессмыслицы есть. И в отличие от либералов, “патриоты” очень хорошо знают, что делают. Не рвется в бой с правыми либеральный лагерь еще и потому, что он, следуя за своим интеллектуальным авангардом, уже в 1992 г. порвавшим с Ельциным и организовавшим Независимую граж75

данскую инициативу (НГИ), относится к тому, что происходит в стране после Августа, ничуть не лучше “патриотов”. Вот что писал, например, один из самых авторитетных идеологов НГИ Леонид Баткин в газете “Россия”: “Мы присутствуем при кризисе, тупике, исчерпании “послеавгустовской” ситуации, которая воплощена в посткоммунистической номенклатуре. [Так оно и будет] пока у власти “демократы”, те же хозяева жизни, что и раньше, необюрократический слой, поглощенный самосохранением и личным жизнеустройством”.21 В журнале “Столица” Баткин пояснял: “Да, это уже не проклятая партийная власть, не те, о ком мы говорили, чокаясь:

“Пусть они сдохнут!” Не те. Но и не подлинно другие. Не тоталитаризм, но и не демократия”22. Я собственными ушами слышал, как один из руководителей Демократической партии России говорил на представительном собрании: “Пожалуйста, не называйте меня демократом, мне это неприятно”.

“Мы не сумели распорядиться своей свободой”23, - обосновывал эту противоестественную просьбу Юрий Буртин. И уточнял в резкой статье в “Независимой газете” под характерным заголовком “Чужая власть”: “С этой нынешней властью нам не по пути. Ее нужно менять”.24 И лидер НГИ Юрий Афанасьев занял ту же позицию: “Новая власть все больше обнаруживает разительное сходство с прежней, неколебимо управлявшей Союзом ССР до 1985г.””

Для “патриотов” воевать с послеавгустовским режимом естественно: они в Августе проиграли. Но ведь отвергают его, как видим, и наиболее артикулированные демократы! На что же в таком случае опирается режим, который на Западе попрежнему считают продолжением “великой мирной революции”?

На демократических политиков умеренного крыла? Но ведь и тут спутала все карты чеченская война. Даже пропрезидентский “Выбор России” резко против нее протестовал, а некоторые из его выдающихся деятелей открыто, по сути, выступили против режима. Сергей Юшенков заявил, что на Россию опускается тьма тоталитаризма. Анатолий Шабад добивался экономических санкций Запада против Москвы. Логика самоубийц: Шабад прекрасно понимал, что “если ввести экономические санкции, противники демократии усилятся, они захватят окончательно президента под свой контроль, прогонят реформаторское крыло [в правительстве], похоронят реформы”26, - и все-таки именно на этом настаивал. Исходил он (как оказалось, ошибочно) из того, что раз уж чеченская война все равно положила конец российской демократии, то остается только погибнуть с честью. Не говорю уже о Григории Явлинском, который публично требовал в Думе отставки президента.

Так, может быть, возникающая социальная сила, предпринимательский капитал способен стать опорой режима, оказавшегося в политическом вакууме, атакуемого справа как “оккупационный” и слева как “чужая власть”? Нет, и здесь все зыбко и ненадежно. “Патриотическое” крыло президентской администрации и 76

сильные финансовые группировки состоят между собой в непримиримой вражде. Новоявленные предприниматели так же расколоты, как и старые директора заводов. Сошлюсь еще на один авторитет НГИ, Марину Павлову-Сильванскую: “Часть предпринимателей… усматривающая в беспрепятственности внешней торговли свой главный источник обогащения, вступает в противоречие с теми, которые намереваются развивать собственное производство. В расчете на ту или иную форму протекционистской политики будущего последние начинают поддерживать националпатриотов”27.

Протекционистские вожделения российских предпринимателей делают их сомнительными партнерами и в глазах Александра Лившица, экономического советника президента: “Поскольку никакой государственной стратегии нет, политическая сила, которая умело разыграет тему защиты “своего” производителя, сможет опереться на большие деньги тех, кто не хочет делиться с иностранцами. Эта тема станет самым ходовым политическим товаром, который будет предложен избирателям на выборах 1995-96 гг.“28