После Ельцина. "Веймарская" Россия

Александра Дугина, бывшего члена “Памяти”, а ныне главного редактора “Элементов”, де Бенуа уже нанял. Дугин уже говорит голосом Тириара: “Европа вместе с Россией против Америки… Понятия “Запад” в нашей концепции не существует. Европа здесь - геополитическая антитеза Западу. Европа как континентальная сила, как традиционный конгломерат этносов противопоставляется Америке как могущественнейшей ипостаси космополитической, вненациональной цивилизации”30. Дугин уже декларирует, что “за сохранение нашей империи, за свободную Евразию надо сражаться и умирать”31. А Проханов? Он тоже готов послать своих детей умирать за Суэцкий канал и разрушение Карфагена? Он тоже принял слегка перефразированный римский постулат, вдохновляющий Дугина: пусть погибнет Россия, но стоит империя?..

Глава седьмая

Националбольшевики. Александр Стерлигов и Геннадий Зюганов

И по внешности, и по характеру, и, должно быть, по вкусам люди эти

- антиподы. Лед и пламень, как говорил Пушкин. Если принять эту метафору, лед представляет в нашей паре, несомненно, Зюганов. Медлительный, невозмутимый, холодноватый. Рядом с ним Стерлигов - легкий, щеголеватый, хлестаковского склада - выглядит удачником, человеком, который успеха в жизни всегда добивался играючи. Молодого читателя может смутить, что два абсолютно несопоставимых по нынешним своим весовым категориям персонажа представлены здесь в связке. От сегодняшнего Стерлигова, лидера заштатного Русского Собора, которого даже на собственной его территории резво обходит какойнибудь Юрий Скоков, до сегодняшнего Зюганова, солидного думца, всерьез лелеющего президентские претензии и уже давно входящего в первую десятку самых влиятельных российских политиков, - как до луны.

Этому читателю я напомню, что еще летом 92-го связка Стерлигова с Зюгановым вызвала бы не меньшее недоумение - только по причине прямо противоположной. Ибо как раз Стерлигов был тогда человеком на белом коне, самым многообещающим, казалось, лидером “непримиримой” оппозиции. А Зюганов — куда ему, он был лишь одним из многих отставных партийных бюрократов, мельтешивших в ту пору на дальних задворках российской политики. Оттого и сопредседательствовал он в Русском Соборе и во Фронте национального спасения, что отчаянно пытался хоть как-то вынырнуть на поверхность. Лишь теперь, задним числом, знаем мы, что ему это удалось. А чем хуже Стерлигов? Кто сказал, что это не удастся ему? История коварна, и поэтому не стоит в разгаре смуты списывать в музей восковых фигур вчерашних вождей: кто знает, когда и как удастся им снова выплыть?

В сегодняшнем респектабельном Зюганове нелегко распознать того яростного вождя “непримиримых”, идеи которого ничуть не отличались от взглядов Стерлигова. Но тем более, значит, опасно забывать: как бы ни играла судьба со Стерлиговым, дело его живет. Зюганов, как и большинство профессиональных партийных чиновников брежневской эры, из крестьян. Стерлигов - персонаж столичный. 165

Только крайняя нужда могла свести и сделать единомышленниками элегантного генерала КГБ и степенного крестьянского сына из орловской глубинки, дослужившегося к пятому десятку до поста члена Политбюро Российской коммунистической партии - уже после того, как оба выпали из политической тележки.

Однако есть между ними и глубокое внутреннее родство. В отличие от Жириновского или Проханова, заведомых аутсайдеров, вошедших в высокую политику, собственно ниоткуда, из безликой массы населения империи, Зюганов со Стерлиговым представляют слой, который по-английски называется “ultimate insiders”. Они - люди системы. Оба выросли в высокой политике. Или, если угодно, в атмосфере интриг и бюрократической конспирации, которая сходила за политику в советской Москве.

Идеи, вдохновляющие Жириновского и Проханова, - идет ли речь о российских танках на берегах Индийского океана или об Америке, вышвырнутой из Евразии, - смелы, масштабны и даже, если хотите, романтичны. В чем-в чем, но в бесцветности их не упрекнешь. В противоположность им идеи героев этой главы отражают лишь их угрюмое бюрократическое прошлое. В них и следа нет эмоциональной одержимости Проханова или динамичного авантюризма Жириновского. Зато есть ядовитый конспиративный дух, канцелярская мстительность и чиновничий цинизм того слоя, в котором сделали они свои карьеры. Оба вышли из старого мира, и от обоих веет всеми ароматами старых коридоров власти.

Вот почему нам интересна эта связка. Она приблизит к нам психологию вчерашней элиты, рвущейся на авансцену сегодняшней политики.

Сошлись они в феврале 1992 г. в Оргкомитете Русского национального собора, объединительной “патриотической” организации, с большой помпой, как помнит читатель, возвестившей городу и миру,

Русский Собор что ей удалось “огромное национальное достижение — стратегический союз красных и белых”1.