После финала

Прошло пять дней с тех пор, как Лейла попросила Макса и Пипу Адамсов сделать выбор, которого не пожелаешь никому из родителей. Она каждый день общалась с ними, отвечала на их вопросы и всегда была в зоне досягаемости. Лейла не торопила их с ответом, но рано или поздно им все равно предстояло принять решение, поэтому, когда Макс попросил о встрече, она невольно почувствовала облегчение.

– Мы приняли решение, – объявляет Макс.

На нем строгий костюм, что как-то не вяжется с бесформенным свитером его жены, манжеты которого растянулись и покрылись катышками от того, что она беспрестанно теребит их трясущимися пальцами.

Лейла уже знает их ответ – жесткая линия подбородка и металл в глазах Макса красноречивее слов. Но она ждет, когда он прозвучит.

– Мы не готовы отказаться от своего сына.

Взяв жену за руку, Макс поглаживает ее пальцы, словно демонстрируя свою поддержку.

– Мы осознаем его состояние и понимаем, что он инвалид, но, если есть хоть малейший шанс продлить ему жизнь, мы делаем выбор в пользу жизни.

Лейле нечасто приходилось слышать, чтобы родители на пороге трагедии говорили столь гладко и уверенно. Макс Адамс совсем не похож на убитого горем отца. Его речь, отшлифованная и отрепетированная, скорее напоминает выступление перед клиентами. Но так принято в его мире. За маской самоуверенной невозмутимости он прячет растерянность и страх. И, присмотревшись, можно заметить, что галстук у него съехал набок, рубашка слегка помята, а его щеку подергивает тик.

– Я понимаю вас.

Лейла еще не была матерью, но ее руки держали много младенцев. Она принимала роды, помогая появиться им на свет. На ее глазах умирали дети, и она видела боль в глазах их родителей. Лейла тоже не отказалась бы от своего ребенка.

– Мы хотим, чтобы Дилан прошел курс протонно-лучевой терапии.

Такого поворота Лейла не ожидала, но он ее ничуть не удивил. Адамсы не первые, кто уповает на эту методику, хотя Лейла предполагала, что речь пойдет о новом курсе химиотерапии.

– Государственная служба здравоохранения имеет соглашения с центрами в США, – заявляет Макс.

Со стороны может показаться, что тон его резок и чересчур снисходителен.

Но Лейла не сторонний наблюдатель. Она знает, что Макс, как и многие родители, чьи дети лежат в реанимации, находится на грани срыва. Он пытается контролировать ситуацию, которая ему неподвластна, и Лейла не собирается ему мешать.

– В Лондоне и Манчестере планируется создать такие же центры, но пока мы ничего вам предложить не можем.

Лейла замечает, что Пипа забирает свою руку из руки мужа и обхватывает себя за плечи. Она уступает инициативу мужу, и Лейла задумывается, не усугубляет ли это его надрыв.

– Но вы же можете отправлять пациентов в Штаты.

– Чтобы решить, показана ли Дилану протонно-лучевая терапия, я должна проконсультироваться с онкологами.

– Показана.

Макс ведет себя агрессивно, и Лейла чувствует, как в ней поднимается раздражение. «Его сын умирает», – напоминает она себе. За эти годы она научилась прощать родителям многое. Оскорбления, обличительные выпады и даже, один раз, сильный толчок в плечо от матери, чье сердце она рассекла надвое приговором: «Мне очень жаль, но мы сделали все, что могли».

– Раз вы настаиваете на других методах лечения…

– Мы настаиваем на протонной терапии.

– …мы можем разработать дальнейший план действий.

Лейла смотрит на Пипу, свернувшуюся в собственных объятиях. Ей придется запротоколировать этот разговор, а для этого нужно мнение обоих родителей.

– Миссис Адамс, вы хотите что-нибудь добавить?

Посмотрев на мужа, Пипа Адамс произносит так тихо, что Лейле приходится наклониться вперед:

– Нет.

– Хорошо.

Но что-то в выражении лица Пипы заставляет Лейлу усомниться в услышанном.

– Вы хотите сказать: «Нет, я не хочу ничего добавить»?

Одинокая слеза скатывается по щеке Пипы Адамс. Еще раз нервно взглянув на мужа, она с трудом произносит:

– Нет, не это. Я передумала. Я не хочу, чтобы Дилана лечили дальше.

Макс Адамс смотрит на нее с открытым ртом.

– Что?!

– Я не могу этого сделать.

Пипа начинает плакать, и у Лейлы сжимается сердце.

– Чего ты не можешь? – говорит Макс слишком громко для этой комнаты.

Его лицо белеет, и, хотя он все еще сидит, все мышцы его напряжены, как будто он готовится к прыжку. Он смотрит на жену, и его голос срывается, когда он снова спрашивает, на этот раз тише:

– Не можешь спасти Дилану жизнь?

В глазах Пипы столько боли, что сердце Лейлы начинает колотиться вдвое чаще, словно ему стало слишком тесно в груди.

– Я не могу заставить его жить такой жизнью, которую не пожелала бы себе.

И она, стиснув зубы, смотрит на Лейлу.

– Я хочу его отпустить.

Глава 13

Макс

Когда я в первый раз остался у Пипы, она попросила меня спасти паука, свалившегося в ванну.

– Только осторожнее, не сломай ему ножки, – напутствовала она меня, когда я нес его в сад.

Я остолбенело смотрю на нее. Пипа плачет над объявлениями о пропаже собак, посылает деньги жертвам катастроф, собирает улиток с асфальта, чтобы на них никто не наступил. Она не может видеть, как страдает любое живое существо. Что она говорит?

– Но мы же решили…