После финала

– Нет, это ты решил. Он столько страдал, Макс. Я не хочу, чтобы это продолжалось еще.

– Но ведь протонно-лучевая терапия может полностью излечить от рака. Она спасет ему жизнь!

– Какую жизнь?

Пипа плачет, и меня переполняют противоречивые чувства. Мне хочется ее утешить, но я потрясен тем, что слышу.

– Кормление через трубку, катетеры, канюли, отсосы… это не жизнь, Макс, а существование.

– Возможно, вам потребуется еще время, чтобы все обсудить… – произносит доктор Халили.

– Тут нечего обсуждать, – бросаю я. – Я не откажусь от своего сына.

– Вы можете поговорить. Я даю вам столько времени, сколько понадобится.

Она уходит, а я встаю и подхожу к окну, спиной к Пипе.

– Не могу поверить, что ты на такое способна.

– У меня просто сердце разрывается.

– Тогда…

Я поворачиваюсь, и мои протянутые к ней руки говорят за меня. Но она качает головой.

– Если бы на его месте было животное – к примеру, искалеченная лошадь, которая не могла бы ходить, не могла бы пастись, – ты бы не сомневался. Ты бы сказал, что это акт милосердия.

– Но наш сын не животное! – выкрикиваю я, возмущенный сравнением, но Пипа не отступает.

– Пожалуйста, Макс. Избавь его от страданий. Дело не в нас и не в том, что мы будем чувствовать, если потеряем его. Это ради Дилана. А нам нужно просто смириться. Все, мы в конце пути.

– Нет.

Я пересекаю комнату и открываю дверь. Меня больше не мучают противоречивые эмоции. Я больше не чувствую желания вытирать ей слезы.

– Я никогда, никогда не откажусь от своего сына.

Сколько бы времени вы ни провели с человеком, как бы хорошо вы его ни знали, он все равно еще может оставаться для вас незнакомцем.

Зайдя в палату к Дилану, я подхожу к его кроватке и, взяв его за руку, клянусь, что сделаю все, что в моих силах, чтобы его защитить. Меня охватывает желание подхватить его на руки, отвезти в аэропорт и первым же самолетом улететь домой, в Штаты.

Домой. Я покинул Америку больше десяти лет назад, но сейчас вдруг почувствовал острую тоску по дому. «Мы скоро там будем, – обещаю я Дилану. – Найдем тебе самых лучших докторов и самое лучшее лечение. И ты вернешься домой. Обязательно вернешься».

Оставив ключи от машины рядом с кроваткой, я иду на стоянку такси у главного входа в больницу.

– Кенилворт? Это будет стоить семьдесят-восемьдесят фунтов. Устроит?

Мне хочется сказать, что он всего лишь таксист, а не мой финансовый консультант, но вместо этого я бормочу: «Годится». По дороге водитель пытается завязать разговор, но скоро сдается, и мы едем в тишине.

Как-то непривычно быть дома одному. С октября я здесь почти не бывал. Большую часть времени я провожу в гостиницах, самолетах и машинах, а то, что остается, забирает больница. Если я здесь, то только для того, чтобы поспать, принять душ или переодеться после перелетов.

Дверь в комнату Дилана открыта, и я закрываю ее, даже не заглядывая внутрь. Я знаю, что Пипа часто заходит туда. Сидит на стуле, запускает механические игрушки, смотрит на пустую кроватку, представляя, что в ней спит Дилан.

Иногда она просит привезти ей что-нибудь из его комнаты. Чистую пижамку, игрушку, любимую книжку. Я заставляю себя войти и сразу же иду к шкафчику, ящику с игрушками или книжной полке. Я не смотрю по сторонам. Не могу.

На этом этаже есть еще две комнаты: мой кабинет и спальня для гостей, в которой обычно ночует моя мама. Наша с Пипой спальня находится на верхнем этаже. Там же есть отдельная гардеробная, кладовки и ванная комната с двумя раковинами. Открыв раздвижные двери в одну из кладовок, я достаю свой чемодан.

Я кладу его на кровать и начинаю бросать туда свои вещи. Шорты, свитера, брюки, костюмы. Я не позволяю себе думать о том, что я делаю: ухожу ли я на ночь, на месяц или навсегда. Я запрещаю себе думать вообще. Но одно я знаю наверняка – сейчас я здесь жить не могу.

Глава 14

Пипа

Иногда вы твердо уверены, что сделали правильный выбор. И либо он поселяется в вашем сердце, как будто всегда должен был быть там, либо таится в уголках сознания, уродливый и колючий: «Это ошибка – ты сделала неправильный выбор».

Именно это я почувствовала, когда Макс сказал доктору Халили, что мы хотим продолжить лечение Дилана.

Это неправильно.

Пока Макс говорил, я думала о Бриджит и ее матери. О том, что делает жизнь жизнью. О том, как я люблю Дилана и как я могла бы принять его страдания в одно мгновение, если бы могла.

И вдруг поняла, что могу это сделать. Могу навечно избавить его от страданий.

Если Дилан умрет, мне будет больно целую вечность. Но для него это все будет кончено. Больше никакой боли, лекарств и яда, вливаемого в хрупкое тело. Конец унизительной зависимости от других, когда тебе неподвластно никакое движение или потребность.

Я ожидала, что Макс уедет из больницы. Мы не часто ссорились, и обычно все заканчивалось тем, что Макс выскакивал из комнаты, а потом, остыв, возвращался и становился более сговорчивым.

– Меня злит, что ты всегда оставляешь за собой последнее слово, – сказала я однажды.

Макс был ошеломлен.