После финала

Но дело не в том, что он сказал, а в том, о чем он умолчал. Он не сказал, что у него была страховка, когда он жил в Штатах. И он не напомнил мне, что это я уговорила его перевестись в английский филиал и жить здесь, наплевав на изменение условий контракта, потому что какое это имеет значение, когда вы влюблены? Он не упрекнул меня за то, что из практических соображений я не позволила ему включить в страховку новорожденного сына.

– В таком случае, если он заболеет, нам придется лететь в Америку, – говорила я. – И к тому же всем известно, что в Великобритании лучшая в мире система здравоохранения.

Постепенно это перешло в разряд шуток, вроде того, почему британцы не умеют правильно делать бутерброды, а американцы не пользуются чайниками. Ведь все думают, что страховка им не понадобится никогда.

Мама забрасывает меня вопросами:

– Этот доктор уверен, что сможет полностью удалить опухоль? Есть ли какие-либо побочные эффекты у этого лечения? Прилетит ли он сюда или вам придется везти Дилана в Америку?

– В Америку, – говорю я, потому что у меня есть ответ только на последний вопрос. – Нам придется провести там около десяти недель.

– Десять недель… О Господи. Впрочем, это не имеет значения. Главное, чтобы Дилан поправился.

Я кусаю губы. В лице мамы непреклонная решимость, а ее глаза полны любви к внуку, ко мне, к Максу.

– Мама, что мне нравилось делать, когда я была в возрасте Дилана?

Она медлит с ответом, понимая, почему я спрашиваю. Потом вздыхает.

– Ты любила кормить уток. Каждый день после твоего дневного сна мы ходили на пруд, и я держала тебя за капюшон, чтобы ты не прыгнула за ними в воду.

Воспоминание заставляет ее улыбнуться.

– А еще что?

– Книги. Ты забиралась ко мне на колени и переворачивала страницы быстрее, чем я успевала их прочитать. – На последнем слове ее голос срывается.

– Что еще? – безжалостно продолжаю я, причиняя боль нам обеим.

– Танцы, – тихо говорит она сквозь слезы. – Ты любила танцевать.

Я с трудом сглатываю. Я представляю, как трехлетняя девочка в розовых балетных туфельках кружится в танце, бросает уткам хлеб, переворачивает книжные страницы, со смехом тыча в картинки, когда мама читает на разные голоса. Потом вспоминаю Дилана таким, каким он был, каким стал и каким может быть, если выживет.

Мама видит меня насквозь.

– У него будет совсем другая жизнь, – шепчет она, прижимая меня к себе. – Но это все же жизнь, его жизнь, Пипа.

А потом я рыдаю у нее в объятиях, жалея, что я уже не порхающая в танце трехлетняя девочка и мама больше не держит меня за плащ, чтобы я не свалилась в воду.

Би на самом деле зовут Бриджит. Имя ее матери, той женщины, что ведет программу «Воспитать Би», Эйлин Пирс, и живут они в маленьком таунхаусе на окраине Бата. В ответ на мое послание она прислала свой номер телефона, а когда я позвонила, ее голос был таким теплым и знакомым, что мне показалось, будто я разговариваю с давней подругой.

– Если тебе будет легче разговаривать за чашкой кофе, мы живем на окраине Бата, недалеко от… – Она прервалась. – Хотя ты, вероятно, не сможешь сорваться из больницы. Я все понимаю.

Я еще ни разу не оставляла Дилана. Была с ним на всех процедурах, сеансах химиотерапии и последующих осмотрах. Когда его перевели в палату интенсивной терапии, я перешла на новый режим. Вставала в пять тридцать, без десяти шесть была в машине и с семи утра до десяти вечера сидела с Диланом. Макс приезжал со мной, если работал дома, или присоединялся ко мне вечером, если работал в английском офисе. Мы возвращались в колонне, и Макс всегда настаивал, чтобы я ехала первой, словно мог защитить меня, просто держа в поле зрения. Когда мы проезжали освещенные торговые центры, я смотрела в зеркало заднего вида и видела там Макса, который посылал мне воздушный поцелуй или корчил рожи, чтобы меня рассмешить.

– Мне бы хотелось с тобой встретиться, – попросила я Эйлин.

Макс обещал приехать в больницу в семь, а мама согласилась посидеть с Диланом днем, чтобы муж мог показаться на работе. После двух часов езды я оказываюсь на тихой улочке, где в маленьком таунхаусе с мощеным двориком живет семья Эйлин. Но мне вдруг хочется развернуться и поехать обратно к своему мальчику.

Я сразу замечаю бетонный пандус, ведущий к двери, и серебристый фургон с наклейкой на задней двери: «Пожалуйста, оставьте место для моего инвалидного кресла!» Я вспоминаю, что сказала Максу о поездке сюда:

– Я еду с разведывательной целью. Было бы неплохо узнать, что нам понадобится, когда Дилан вернется домой.

– Хорошая идея, – ответил он. – Она может сообщить тебе, где достать необходимые приспособления.

Я никогда раньше не лгала Максу.

– Ты, наверное, Пипа?

Эйлин – высокая крепкая женщина с волосами цвета соли с перцем, заплетенными в длинную косу до середины спины. На ней джинсы и толстовка с закатанными рукавами.

– Фил на работе, а близнецы в школе, но Бриджит здесь, и ты можешь на нее посмотреть.