После финала

– Вовсе нет. Просто я боюсь сказать что-нибудь такое, о чем потом пожалею. Что-нибудь такое, чего ты не заслуживаешь.

Поэтому я нисколько не удивляюсь, обнаружив ключи от машины рядом с кроваткой Дилана. И я чувствую себя немного лучше, зная, что посреди ужаса сегодняшнего дня Макс позаботился обо мне, хотя в кабинете он смотрел на меня с ненавистью. Просто ему было там тесно.

В машине я автоматически включаю «Вырастить Би», но теперь, услышав голос Эйлин, я вспоминаю ее лицо, когда она говорила о возможности все изменить, прервав беременность, и я выключаю радио.

Приехав домой, я замечаю, что подъездная дорожка пуста – Макс забрал мою машину. В мою душу закрадываются дурные предчувствия, которые лишь крепнут, когда я вхожу в дом. Не заходя в кухню, я бегу наверх в нашу спальню и вижу пустое место на его тумбочке, где обычно лежат его книга, очки и стоит серебристый будильник, который он никогда не берет с собой в командировки. Пустые вешалки качаются на его стороне шкафа.

Я звоню ему на мобильный, но он выключен. Мои пальцы замирают над клавишами. Что же мне написать? «Ты от меня ушел?» Но это ясно и так. Я останавливаюсь на «Пожалуйста, позвони».

Но он не звонит. Он присылает мне сообщение час спустя, когда я стою на кухне, разогревая в микроволновке тарелку супа.

«Я поселился в отеле».

«Ты вернешься?»

Я смотрю на маленькие точки, говорящие о том, что Макс набирает ответ. Их гораздо больше, чем требуется для слова «да». Я бросаю взгляд на холодильник. К дверце прикреплены разные поделки: подкрашенные лепестки из отпечатков пальцев на фоне цветущих подсолнечников; осенние листья на бумажной тарелке в форме тыквы; снеговик из ваты с шарфом из папиросной бумаги. Все это принес из детского сада маленький мальчик, которого распирало от гордости. «Мама, смотри! Это Дилан сделал!» Боль сжимает в тиски мое сердце, когда приходит ответ от Макса.

«Только если ты передумаешь».

Как это случилось? Еще год назад мы были счастливой семьей. На прошлой неделе мы с Максом радовались, что Дилан снова дышит сам, и надеялись на лучшее. А теперь… Неужели мне придется выбирать между мужем и сыном?

На холодильнике висит пять картинок Дилана. Только пять. Еще несколько мы послали матери Макса и моим родителям. В кабинете Макса целая папка с рисунками. Один случайно завалялся в багажнике моей машины. Сколько всего? Сорок? Пятьдесят? Все остальные в конце каждой недели небрежно выбрасывались в мусорную корзину.

– В конце концов, это не Ван Гог, – с улыбкой говорила я Максу, держа в руке лист с шедевром сегодняшнего дня: брызги краски, выдуваемые соломинкой. И, чтобы смягчить моральный ущерб, вручала ему бокал пино нуар.

– Ты права, – соглашался Макс, оценивающе глядя на «произведение». – Это скорее Джексон Поллок.

Бросив листок в мусорное ведро, я прикрывала его газетой, чтобы не увидел Дилан.

– Мы же не можем хранить все.

Я с трудом подавляю стон. Внутри меня разрастается мучительный ком эмоций, сначала медленно и настойчиво, потом все быстрее и безжалостней. Чувство вины, гнев, стыд и горе.

Ну почему я не сохранила все? Все рисунки Дилана. Каждое перышко, которое он поднимал на прогулке, каждый камень, по которому он проводил пальцем, широко открывая глаза от удивления. Почему я не сохранила все это? Я набираю еще одно сообщение Максу: «Я просто хочу как лучше для Дилана».

Ответ приходит мгновенно:

«Я тоже».

Этой ночью я сплю тревожно и прерывисто. Мне снится Дилан, сидящий в лодке, и шторм уносит его все дальше и дальше в море. Я просыпаюсь в слезах и тянусь к Максу, но с его стороны кровати лишь пустое место.

Приехав в больницу, я ищу на стоянке свою синюю «Зафиру», а не найдя ее, не могу понять, облегчение или разочарование я чувствую. Я дольше обычного мою руки, надеясь, что Макс все-таки пришел.

– Доброе утро!

Шерил приветливая и оживленная, как всегда. Я сдерживаю себя, чтобы не спрашивать, видела ли она Макса.

– Я вставила Дилану носовую канюлю – за ночь его выделения накопились повсюду. Это ему немного по- может.

Тонкая трубка из прозрачного пластика обвивается вокруг головы моего сына, подавая кислород в его ноздри.

– Ты выглядишь усталой, – замечает Никки. – Плохо спала?

Кивнув, я сажусь рядом с кроватью Дилана. Мне так хочется задернуть шторки вокруг нас, но это будет выглядеть невежливо. Не знаю, почему до сих пор это меня волнует.

– Макс опять уехал?

– Да.

Я достаю из сумки вязание, до которого не дотрагивалась уже неделю. Да и сейчас мне не хочется вязать.

– Должно быть, это здорово – так много путешествовать.

От испуганной женщины, неуверенно топтавшейся рядом с Лиамом, не осталось и следа. Никки освоилась в отделении, и теперь она кладет свой обед в холодильник в семейной комнате и пишет рекомендации для других родителей.

– Но он, наверное, видит только аэропорты и свои номера в гостиницах? Где он на этот раз?

– В Бостоне.

Я говорю это, не задумываясь, и мой пульс учащается. Что если Макс сейчас войдет в палату? Придется выкручиваться: «Я такая рассеянная. Кажется, я перепутала даты».