Закрыв глаза, я чувствую, как врач наносит на кожу моего живота холодный гель. Услышав тихое биение маленького сердечка, я поворачиваю голову и смотрю на экран.
– Вы хотите знать пол ребенка?
– Да, – хором произносим мы с Максом.
Слишком много непредсказуемого уже было в нашей жизни. Макс берет меня за руку, и мы вместе наблюдаем, как похожий на боб ребенок обретает на экране четкие очертания.
– Поздравляю, – говорит врач, распечатывая снимок. – У вас девочка, причем абсолютно нормальная.
Глава 43
За несколько дней до Рождества я наконец обретаю собственное место жительства.
– Ты можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь, – говорит мама, помогая мне собирать вещи.
Теперь, когда я больше не лежу целыми днями, свернувшись под розовым одеялом, она бы предпочла, чтобы я все время был рядом.
– Я буду тебя навещать.
До того как мои родители купили дом в Ист-Виллидже, это место даже не имело названия. Там было всего несколько улочек, петлявших между Юкрэниан-Виллидж и Нобл-сквер, где жители в основном говорили по-польски и где колбасу купить было легче, чем хот-дог. В год, когда я родился, растущее число поджогов привело к созданию оперативной группы по урегулированию этого вопроса. Мои родители остались, потому что папина семья всегда жила здесь, еще до того, как из Адамчиков они превратились в Адамсов. Сейчас, решив жить отдельно, я посмотрел пару квартир по-соседству, но мой выбор пал на студию на Арлингтон-стрит, 555 в Линкольн-парке. Она совсем крошечная, но находится недалеко от озера, и там есть своя парковка. Я снял ее на год.
– Надеюсь.
Когда я вернулся в Чикаго, то думал, что мама ведет замкнутый образ жизни. Но оказалось, что ее светская жизнь довольно насыщена, и теперь она каждый день выходит на собрания, встречи или кофейные посиделки с друзьями. Так что она оставалась дома, поставив свою жизнь на паузу, исключительно из-за моего нервного срыва.
В благодарность я стараюсь помогать ей, как могу. Готовлю ужины, хоть и не так хорошо, как это делает она; ищу фильмы, которые, как мне кажется, могут ей понравиться. Вожу ее в своем новом фургоне на занятия по тай-цзы для людей преклонного возраста.
Я вспоминаю, как сияла от радости Лейла Халили, когда говорила о том, что ее мать будет жить вместе с ней. Мне повезло, сказала она тогда. Мне тоже повезло. Я имел возможность снова пожить у мамы, но теперь уже как взрослый, а не как ребенок.
Блэр помогает мне обустроиться.
– Куда ты хочешь положить книги?
Я оглядываю свою маленькую квартиру, которая вся целиком меньше гостиной в доме, где жили мы с Пипой.
– Пока сюда. Потом я куплю книжный шкаф.
В студии нет никакой мебели, но, поскольку там может уместиться лишь кровать, небольшой диван и книжный шкаф, мой поход в Икею не слишком разорителен. Я буду есть, сидя на диване, а в случае ужина вдвоем можно будет разместиться за стойкой, отделяющей комнату от кухни.
Это странное чувство – начинать все сначала. В кухонном шкафу у меня теперь минимум посуды: две чашки, две тарелки, две миски, хотя за прошедшие годы я успел привыкнуть к сервизам и стопкам тарелок для Дня благодарения. Странно принимать решения, ни с кем не посоветовавшись. Ставить сковородки – одну большую и одну маленькую – в любой ящик на выбор. Мне становится грустно, но я не позволяю себе раскисать. Вместо этого я думаю о красочной надписи на своем фургоне и о логотипе, который придумала Блэр: веселая кисть в виде восклицательного знака, завершающего мои инициалы. Я думаю о том месте, в котором сейчас нахожусь, сравнивая его с тем, где я был в прошлом году. И радуюсь своей удаче.
Закончив, мы валимся на диван, созерцая результаты своей работы.
– Очень уютно, – заключаю я, откидывая голову на розовое одеяло, которое я забрал у мамы.
– Кажется, у меня есть где-то серое, – сказала она, когда я спросил, могу ли я его взять.
– Мне бы хотелось это, если ты, конечно, не возражаешь.
Выдержав мой пристальный взгляд, мама улыбнулась и, не спрашивая зачем, просто сняла одеяло с кровати и отдала его мне.
– У меня для тебя кое-что есть! – говорит Блэр и, взяв ключи от машины, исчезает.
Минуты через две она появляется с большой сумкой, в которой угадывается какое-то растение и несколько других предметов.
– Не бог весть что, но…
Блэр чуть краснеет, и, вместо того чтобы смотреть, как она разбирает сумку, я любуюсь ее румянцем и чуть испуганными глазами.
– Пусть твой дом будет всегда полон жизни.
Она достает из сумки папоротник со светло-зелеными листьями, трепещущими у открытого окна, и вручает его мне.
– Спасибо, он очень милый.
– Вот еще кое-что.
Она снова вспыхивает, слегка загородившись волосами.
– Пусть в этом доме всегда будет светло.
Присев, Блэр извлекает из сумки фонарь в марокканском стиле с прорезанными в нем полумесяцами, сквозь которые видна свеча.
– Изумительно, – восхищаюсь я, глядя на нее. – Ты просто прелесть.
В качестве следующего подарка она преподносит мне солонку.
Я удивленно поднимаю брови.
– Чтобы твоя жизнь не была пресной.
– Блестяще.