После маскарада

И, швырнув перчатки со стола на пол, подхватила плащ, косынку, выскочила в двери, оставив Грениху свой небесно-голубой кружевной зонтик, который уже чуть подсох. И он знал, Ася сделала это нарочно, чтобы он не промок под дождем, когда будет возвращаться из университета. Что за упрямый ребенок!

Тотчас из-за туч выглянуло закатное солнце, осветив лабораторию теплым персиково-золотым сиянием, радостно засверкав в многочисленных банках и пузатых колбах. Только радости на душе Константина Федоровича не было. В глазах потемнело от злости на самого себя, он чуть было не смахнул со стола бутыльки все разом. Занес было с рычанием руку, но удержался. Не хватало довести дело до порчи университетского имущества! Потом собрал растрепанную волю в кулак, выгреб из стакана черную пену, вытряс ее в раковину, сполоснул стакан и лопаточку, смыл остатки распавшегося на куски вещества водой, наблюдая, как воронка уносит их в темноту трубы. И, подобрав с пола зонтик, вышел. Отнес к ней на квартиру и оставил у порога – кто-нибудь передаст.

В морге ждали еще два тела, нужно было установить личность жертв.

Глава 6. Гостеатр Всеволода Мейерхольда

Тела, найденные в квартире в Трехпрудном переулке, принадлежали заведующему и секретарю Закаспийского общества взаимного кредита, оказавшегося самой настоящей крупномасштабной всесоюзного значения фальсификацией. Такой сенсации советская пресса еще не знала. По всем бумагам и даже фотографиям в пустыне Каракумы стоял металлургический комбинат, только что отстроенный на капиталовложения кредиторов, уже приступивший к работе и обещавший колоссальные прибыли. О Закаспийском обществе было написано немало горячих статей, заведующий являлся членом партии, водил личное знакомство с Рыковым, имел богатый опыт в освоении туркестанских земель. Не всякий решался завоевывать пустыню – стихию опасную и неприступную. Его комбинату прочили большое будущее.

Только комбината никакого не существовало.

К его постройке даже не приступили, фотографии делали в студии с помощью комбинированных фотосъемок и монтажа. Общество основали два редкостных жулика. А изобличил обогатившихся за счет скудных средств обманутых советских граждан опять некий Зорро. Он сверкал во всех газетах геройской карикатурой в бархатной полумаске и развевающемся плаще, как у американской кинолегенды Дугласа Фербенкса.

– …приобретший славу самого дона Диего Веги незнакомец нынче прославляем как крестьянами, рабочими, так и комсомолом. Он наносит удар прямо в сердце неприятелю советского народа, выжигает на телах врагов язвы серной кислотой, изничтожает их, как бы восклицая: «Будь же ты, посмевший поднять руку на меня и мой народ, погребен под пеплом справедливости!» – читал Петя развернутое издание газеты «Беднота», сидя с Гренихом и Ритой в жаркий июньский полдень за столиком кафе на Смоленской площади – там, где месяцем ранее была произведена серия сеансов гипноза с племянником посла Италии.

– Окажись я, – мечтательно вздохнул Петя, закрывая газету и откладывая ее на край столика, – на месте этого Зорро, все девчонки университета были бы у моих ног.

– Ишь, чего захотел, – хихикнула Рита, убирая короткие волосы за уши. Она нежилась, как довольная кошка, подставляя лицо жаркому солнцу, прекрасно зная, что за ней наблюдают и Грених – искоса, и Петя – неприкрыто-восхищенно, и еще пара-тройка мужчин из-за соседних столиков.

– Да, сам знаю, многого. Но мне не нужны все девчонки университета, только одна. Но она на меня и не смотрит, – бывший семинарист захлопал глазами, превозмогая слезы, шмыгнул носом и опять схватился за «Бедноту», спрятав за ней голову, точно страус в песок.

Грених перехватил взгляд балерины – она знала печальную историю с Асей и приподняла бровь, ожидая комментария профессора.

– Что у тебя с ней? – Грених ткнул локтем Воробьева, газета в его руках шелестнула серыми, сильно пахнущими типографской краской, листами.

– Ничего. В кино ходим, и все.

– Так сделай ей предложение.

– Откажет.

– Сделай так, чтобы не отказала.

Петя уронил газету на стол и посмотрел на Грениха столь несчастным, мрачным взглядом, что тот невольно отвел глаза. Трудно было поверить, что такого жизнерадостного паренька могла сбить с ног безответная любовь.

Ответить профессор не успел, на свободный стул за их столик вдруг подсел высокий худой человек средних лет с лицом, туго обтянутым бледной кожей, с длинным носом и стоящими дыбом всклоченными черными с проседью волосами. На нем был дорогой французский костюм, атласная жилетка и бабочка в горошек под подбородком.

– Рита Марино? – как умирающий от жажды путник, выдохнул он, вытирая большим кружевным платком пот со лба, а следом устало роняя локоть на столик. – Разрешите присесть? Я гоняюсь за вами уже почти месяц.

Рита окинула его взглядом, в котором сквозила по меньшей мере королева Виктория или Клеопатра. Она чуть отодвинулась, выпрямилась, обняв себя руками, молчаливым кивком давая понять, что готова слушать.

Пришелец отдышался, откашлялся.