После маскарада

Еще один участник заявил, что намерен сам заявиться в еще действующий и живущий на жертвенные деньги храм Христа Спасителя на воскресную службу в таком же костюме беса, какой был на служителе театра, – этот, видно, был воинствующим безбожником. Другой пожелал не разговаривать неделю назло коллегам, третий – пройтись по городу голышом. Исписать красками Красную площадь за ночь, забраться за вольер к хищнику в зоопарке, устроить драку в зале Московского художественного академического театра и прочие мелкие пакости.

Последнее, впрочем, принадлежало еще одному пациенту Грениха – артисту этого самого театра, недавно он был исключен из труппы за нервные припадки. А теперь, наверное, желал отомстить своим коллегам. Интересно, за какой же маской прячется бывший артист? Кто он? Пьеро? Или Моретта с этой черной круглой маской во все лицо. Или, может, Раджа? Чалма у индийского принца была весьма внушительная.

Грених вернул листок бесу, ничего, разумеется, не написав.

Под общее молчание один из актеров в красном трико развернул листок, поднялся на сцену и, отчаянно бася, огласил список. Следом демонстративно передал его за ширму. На какое-то время воцарилась торжественная тишина, нарушаемая по-прежнему лишь звуками флейт, скрипок и виолончелей из балета «Щелкунчик», нет-нет встревали колокольчик, тарелка и челеста. Таинственный председатель общества «Маскарад» вдохнул и долго пристально смотрел в зал. Потом сделал какой-то нетерпеливый жест, и бес запустил граммофон; уходить не спешил, разлегся прямо на сцене, ожидая новых инструкций.

– Что ж! – выдала труба. – Приступим! Есть ли среди вас добровольцы?

Грених бросил взгляд на Риту, посмотрел и на Черрути, оба не решались.

Зашевелилась тень слева, бесшумно шаркнула в проходе, поднялась на сцену: Паж в камзоле, потертом и выцветшем, некогда малинового цвета, видно, взятом в прокатной лавке. Огромный берет упал на глаза и покрыл пол-лица и малиновую полумаску. Зеленая ветка придавала его виду печальной комичности. Грених усиленно вспоминал, кто бы это мог быть, кому принадлежали эта неуверенная косолапая походка, округлость спины, подбородок, вжатый в белый в мелкую складку воротник-блюдо. Петя? Нет, Петя плотнее и выше…

– Выбирай, Маска, из стеклянного сосуда бочонок с номером, а следом повернись лицом к ширме, – неожиданно мягко, по-женски велел голос из граммофона. Бесу приходилось то и дело поднимать и опускать иголку. – Для всех вы – маска, но мне известно ваше истинное имя, равно как и профессору Месмеру. Он знает вас даже больше, чем я. И вы вскоре в этом убедитесь…

– Ваш номер – восемь, – торжественно объявил бес, взяв у Пажа бочонок. Некоторое время он стоял на сцене, но света недоставало, чтобы разглядеть профиль, потом бес отбросил темную занавеску и толкнул его за ширму. Паж тотчас превратился в черный силуэт на экране.

– Для чистоты эксперимента порядковые номера изменены, – с небольшим опозданием сообщил граммофон вздрогнувшему было юноше, Грених никак не мог вспомнить, где его видел. – Потому как ничто не должно мешать работе вашей фантазии. Так что не трудитесь припоминать, какой фант значился под этим номером. Расслабьтесь и не думайте ни о чем. Профессор и я внушим вам ваше задание. Вы выполните его, не успев понять, что произошло… Сможете это – сможете все! Не страшно?

Паж затрепетал, замотав головой.

Шляпа оглянулся на граммофон, который опять заскрипел из-за сошедшей иглы. Бес перевернул пластинку и запустил аппарат вновь.

– Прочь страх, герой! – загромыхало со сцены. – Вы обретете свободу! Я хочу, чтобы вы почувствовали это на вкус, на зубок, как я однажды, – пряное удовольствие вседозволенности безумца, героя, пошедшего против общества лизоблюдов. Ибо нет страшнее человека, с холодным расчетливым сердцем совершающего… то, что значится под вытянутым номером.

Бред какой! И как они озвучат это, если вся речь ведущего была граммофонной записью? Константин Федорович не дышал, надеясь услышать хоть одну-единственную фразу, произнесенную вживую этим паяцем. Бедолага Паж, которого держали за ширмой, трясся от волнения. Кто же это? Не тот ли мальчишка с навязчивой идеей протирать формалином все предметы, которыми пользуется? В зале стойко пахло светильным газом и формалином. Газом сильно несло от настенных рожков. Откуда взяться формалину? Не иначе в зале Соловьев! Мать приводила его к Грениху в прошлом году, когда только объявили о наборе пациентов в институт Сербского. Константин Федорович провел несколько сеансов, но потом пациент перестал посещать его.

Добровольца усадили в кресло напротив неподвижной, как манекен, фигуры Месмера. Тень человека, прятавшегося за полупрозрачным белым полотном, нагнулась к нему, доверительно сжала локоть. Паж как-то сразу успокоился, перестал трястись.

– Музыки! – Тот, что был в шляпе, отшагнул к краю полотна, выпростал обе руки в стороны и застыл, словно в трансе.