После маскарада

Грених приподнял подбородок бедной девушки, отер с шеи шоколад. Под ним красовалась синюшная линия. Фомина не утонула, ее удушили. Грених встал и пустыми глазами глядел на распростертое у его ног хрупкое тельце. Если сейчас рассказать о «Маскараде», то милиция устроит засаду в театре. Переживут ли удар те больные, которые продолжали посещать собрания? Переживут ли вот такие, как Лида и Синцов? Агенты угрозыска не станут проявлять деликатности. Грених взвешивал, доводить ли до сведения следователя… Тут дверь в цех распахнулась, влетел, как всегда взъерошенный, Мейерхольд. Он было шагнул к профессору, потом увидел тело, отпрянул, зажал ладонью глаза.

– Ох, боже! – просипел он, будто на полный голос не хватило сил. – Что теперь будет! Ну почему сегодня? Почему сейчас?

И привалился к стене, продолжая закрывать руками лицо.

– Добрый вечер, – сухо сказал Мезенцев.

– Какой же он добрый? Какой же он, к чертям, добрый, если накануне премьеры в соседнем здании труп! Вы не знаете, случаем, где ваша знакомая? – Мейерхольд бросил на Грениха долгий, многозначительный взгляд.

– Тот же вопрос я намеревался задать вам. Где Рита? Вчера она была?

Режиссер заскрежетал зубами и выкатил на профессора мефистофелевские глаза, видно, предполагая, что Грених непременно о чем-то должен знать или догадываться.

– Я бросил жену в Европе, вернулся сюда, – зашипел вдруг Мейерхольд, – цепляюсь за всякую возможность сохранить светлое имя советского театра, за который сердцем болею и жизнь готов отдать! Неужели вы думаете, профессор, что…

Он замолчал, весь побелев и затрясшись, чуть глянул на следователя и опять перевел взгляд на Грениха.

– Неужели вы считаете, что я останусь равнодушным к тому, что происходит? Вы должны все решить сами… – многозначительно процедил он, опять опасливо глянув на Мезенцева, добавил: – С Ритой.

– Так где она, черт возьми? – Грених повысил голос. – Была вчера в театре? Ночью вы репетировали?

Вопрос Грениха, казалось, разозлил Мейерхольда окончательно. Минуту он изображал статую Командора, губы его были поджаты, крылья носа трепетали.

– Нет-с, – выжал из себя он наконец. – Никто вчера не репетировал-с ночью-с.

Константин Федорович вынул платок и принялся отирать с пальцев шоколад. Уже начинала сказываться бессонная ночь. Он ощущал непреодолимую усталость, смерть девочки израсходовала остаток мужества и терпения. На патетические выходки старого театрала уже не оставалось никаких сил.

Пожав плечами, он вышел на воздух. Солнце село, народ не расходился. Где же Рита?

Тут перед глазами проплыла толпа актеров – явились на вечерний прогон. Грених с облегчением увидел промелькнувшую знакомую косынку – Рита потерянно озиралась, прошла мимо, не обратив на Грениха внимания, не увидев его. Он хотел было догнать, окликнуть – нужно ведь хоть ее расспросить о том, что же случилось ночью. Но в голове внезапно родилась идея покончить со всем этим ночным безобразием сегодня же, ни Риту, ни Мейерхольда не предупреждая. Режиссера, похоже, ничего не интересовало, кроме его новой постановки.

В таком деле брать надо было только с поличным, чтобы уж никто не мог отвертеться. А так поодиночке каждый участник только отнекиваться будет, юлить и изворачиваться. После смерти Лиды уже никто правды о своей причастности не раскроет, будь даже она косвенной.

Грених дал себе слово вернуться домой, достать свой пистолет, который спрятал в подпол в ванной, почистить его, зарядить и ворваться в здание ГосТиМа вооруженным в разгар собрания. С собой нужно взять фонарик, потому что светом заправлял кто-то за кулисами, нож, если пистолет будет бесполезным, и Петю, если тому разбойничья вылазка покажется заманчивым предложением. Они имели право постоять за поруганную честь своих пациентов.

Мезенцев как раз выходил наружу из здания кондитерской фабрики, когда с проезжающего мимо трамвая «Б» соскочил Воробьев.

– Я мчался со всех ног. Что тут случилось?

– Ты Синцова устроил? – тут же спросил Грених.

– Его старшая медсестра приняла, все ваши распоряжения ей передал.

На черном «Рено» Мезенцева – машину, брошенную на углу театра, уставший Константин Федорович принял сначала за таксомотор, прошел мимо, не обратя никакого на нее внимания, – они покатили в здание Мосгубсуда разбираться с телами семейства Фоминых. За ними следовал грузовичок «Форд», на который погрузили Лиду.

В морге Грених работал, подсчитывая в уме, успеет ли закончить процедуру вскрытия до полуночи. Еще ведь с Петей надо поделиться задумкой про налет и почистить браунинг. Работал скальпелем, давал сухую справку о причинах смерти, а сам вспоминал, куда убрал коробку патронов – кажется, она где-то в ящике с инструментами под трубами или у раковины, в мешке с сухим алебастром, оставшимся после установления многочисленных перегородок по всему дому.