– Ну что стряслось? – вздохнул Константин Федорович.
– Я некрасивая! – прокричала Майя так, чтобы непременно услышал весь их дом и соседние справа и слева, и даже поликлиника напротив. Мужчина за стеной опять принялся со стоном взывать к их совести. Грених отправился к окну, чтобы прикрыть форточку и задернуть шторы.
– Это все равно что лев в зоопарке вдруг встанет на задние лапы, – сказал он, распутывая кисточку шнурка, – и проорет, что он – не царь зверей.
– Не надо со мной разговаривать, как с ребенком, – Майка сжала губы до точки.
– Просто это первая мысль, что пришла мне в голову.
– Они меня считают младшеклассницей, а я бы тоже училась сейчас в шестом, а то и в седьмом.
– А с красотой что не так? По мне ты – настоящая красавица, как по учебнику – маленький лебеденок. Вырастешь – будешь Одетта.
– Не буду! Ни-ког-да! Я худая, волосы короткие… Вон у Ленки коса желтая до пояса. Ей доверили роль Натальи Гончаровой, а Вале, у которой две толстые, с кулак, черные косицы кольцами, – Анну Керн.
– Ты же раньше не считала это важным? – пожал плечами Грених.
– И не-счи-таю! – проговорила она, чеканя каждый слог, и вздернула подбородком. – Но мое мнение не совпадает с общественным. Я не хочу играть лакея с подсвечниками в одежде из крекированной бумаги.
– А это обязательно? Можно ведь и не играть.
– Легко сказать. В этой школе слово поперек скажешь – и ты пошел против общественности.
– Тогда найди себе другое общественное дело. Пиши репортажи в стенгазету, скажи, что подготовишь глубокий критический анализ постановки, игра – не твоя сильная сторона, а твоя – печатное слово.
– А что такое критический анализ? – сузила глаза Майка. Один лишь этот термин уже ей, видимо, пришелся по вкусу, хотя она еще не знала, что он значил.
– Оценка с точки зрения искусства и хорошего вкуса, – Грених потянул одну из штор, та, скрипя старыми кольцами, поползла по карнизу.
– Оценка? – она сощурилась. – То есть пятерка, тройка, кол?
– Не совсем. Там еще объяснить требуется, почему пятерка, а почему кол.
– Хм, а это мысль, – она присела на стол боком. – А что для этого нужно?
– Хорошо изучить вопрос. Если у вас там театральная постановка, то нужно знать о театре все: начиная с древних времен, продолжая Шекспиром и Мольером, и кончая… Станиславским и Немировичем-Данченко.
Она было открыла рот, чтобы спросить, где об этом узнать, но Константин Федорович предупредил ее вопрос:
– В книгах по истории и теории искусства. И чем глубже изучишь тему, тем толковей будут твои статьи.
– Точно! Изучу и понаставлю колов Наталье Гончаровой и Анне Керн. Со своими толстыми косами они того заслужили, – прорычала Майка.
В глазах ее горели огни азарта и готовности приступить к делу. Грених покачал головой и вдруг увидел, что старое отцовское пальто, которое он надевал на первый слет собрания «Маскарад», висит на оленьих рогах. И сердце неприятно екнуло: он вспомнил, что должен был почистить пистолет, пока туалетную комнату не занял кто-то надолго.
– Что, Барону пальто не подошло?
Майка, соображавшая быстрее, чем летает пуля, быстро перевела глаза по направлению отцовского взгляда.
– Большое оказалось. А вот фрак Пушкину – его Коля из 8-го будет играть, почти впору, но мать его взялась немного ушить. Ничего? Я позволила. Ничего, а?
Грених насилу удержался, чтобы не ответить резко. В одно мгновение он понял все: откуда эти рассуждения о красоте, худобе и косах. Он тотчас возненавидел Колю из 8-го всеми фибрами души за то, что морочил бедной девочке голову. Его не заботило, виноват был мальчик или нет. Ярость затмила разум Грениху, который не знал прежде, что его могут подстерегать такого масштаба проблемы, как детская влюбленность дочери. Года два назад у него и дочери-то никакой не было. Майке шел тринадцатый год, скоро она вступит в возраст Джульетты, а потом вовсе вырастет. Но уже сейчас в ее светлые, невинные мысли начинают прокрадываться какие-то «Коли из 8-го» и претензии к длине собственных волос.
– Ничего, – только и смог выдавить Константин Федорович, дернув штору так сильно, что порвал ее.
У кого-то за стенкой раздался звонок, вышла открывать соседка, занимавшая столовую комнату, разоралась: опять Грених не запер за собой дверь. Через минуту в кабинете возник Петя и смущенно поздоровался. Соседка все еще кричала, что не квартира, а проходной двор, ей отвечал сосед, тщетно пытающийся уснуть. Петя, как истинный джентльмен, шагнул обратно за дверь и принялся шепотом объяснять, что пришел к профессору.
– А чего в нашу комнату трезвонишь?
– Простите, ошибся. Я случайно.
Глава 14. Грених и Петя берут театр штурмом