После маскарада

Пациент, пережив приступ, умер. В палате никого не было: больные проводили время за вечерним чаем в столовой, громко орал радиоприемник. Тело обнаружили только перед сном, бросились смотреть использованный шприц и по запаху поняли, что младший ординатор ввел камфару.

Кто мог подменить лекарство?

– Бутылек с камфарой тоже пропал, – поспешила добавить Ярусова, всхлипывая, – из шкафчика, где я храню медикаменты.

Грених сам провел вскрытие – результат подтвердил догадку.

Три с половиной мучительных часа опрашивал он потом служащих и больных: не появлялся ли кто из посторонних в коридорах, не видел ли кто странных, подозрительных личностей? Но чужие не заходили. Петя быстро передал Синцова Ярусовой и убежал, сообщив, что никак не могут найти Риту.

Пришлось вызывать Мезенцева.

Следователь прибыл в воскресный нерабочий день крайне раздражительным и на все просьбы Грениха помочь разобраться со странным случаем отмахивался, в конце концов зло бросив:

– Да это мог сделать кто угодно из ваших больных, Константин Федорович! Вы же им запросто ходить по коридорам разрешаете. Тоже мне институт судебно-психиатрической экспертизы! Зоопарк психов – вот ему правильное название.

Обыск не дал никаких результатов – бутылек с камфарой канул в неизвестность.

Узнавший о случившемся Петя примчался на Пречистенку к часу дня, неловко пытался утешить профессора, который ходил из угла в угол с напряженным лицом и стиснутыми челюстями.

Стенание прервал неожиданный посетитель.

Это был очень старый знакомый Константина Федоровича. Один из тех, кто вызвался добровольцем на сеансы в те времена еще до революции, когда братья Грених работали в Преображенке над своим первым трудом по гипнотерапии. Фокусник по роду занятий. За определенную плату он предоставлял свое сознание в угоду науке и институту Сербского, открыл множество способов и техник магнетизирования публики, бывших в ходу у цирковых иллюзионистов, чтецов мыслей и телепатов.

Грених потерял дар речи, увидев на пороге своего кабинета старичка с глубокими морщинами в лице, белыми как снег волосами, в черном, страшно старом и протертом во всех мыслимых и немыслимых местах шелковом фраке. Петя стоял в стороне, непонимающе хлопая глазами.

– Видите ли, – говорил фокусник, конфузливо переминаясь с ноги на ногу, – я уже заходил было к вам намедни, но не застал. Хотел поинтересоваться, от вас ли пришло приглашение на некий маскарад? Человек, что явился ко мне, и так, и эдак намекал, что от вас. Но прямо не говорил, плут. Думаю, что-то здесь неладно, надо к профессору идти, спрашивать.

– От меня? – Грених сделал удивленное лицо и бросил взгляд на Петю. – Простите, не понимаю.

– И я ничегошеньки не понял. Вот, явился выяснить наверняка, вы ли снова зовете в сеансах участвовать таким мудреным манером. Хорошенькая сиделка проводила меня в этот самый кабинет, ее Ритой, кажется, звали. Не знал, что у вас сюда сиделками иностранок берут. И впрямь лечебница все привилегированней становится. В прошлом году, когда с вами работали, здесь только арестованные больные были. Я просидел с полчаса, потом ушел, но по старческой забывчивости оставил приглашение у вас на столе.

Вот оно кому предназначалось быть Фокусником!

– Возможно, его выбросили во время уборки, – ответил Грених, удерживая за внешней бесстрастностью клокочущую внутри бурю. – Но уверяю, Вениамин Амвросиевич, не имею причастности ни к каким маскарадам. Если бы вы понадобились мне, я бы лично засвидетельствовал свое почтение, никого подсылать бы не стал.

– Слава небесам! А то ведь не пошел на угол Большой Садовой и Тверской, да еще ночью. А потом совесть замучила, вдруг вы обиду на меня возымели. Хорошо, что все разрешилось, – циркач лукаво подмигнул Грениху. – Мы, кстати, ведь соседствуем с театром Мейерхольда, цирк наш за углом. Весьма оригинальные постановки дают в оном заведении. Так и знал, что вы к ним никакого отношения не имеете.

Когда он ушел, Грених повернулся к Пете.

– Ты это видел? – развел он руками.

– Получается, что вас туда не приглашали специально, – удивленно проговорил он, сильно потирая покрасневший лоб.

– Я бы не узнал про этот маскарад, а мои пациенты – бывшие и, может, нынешние, сгинули бы к чертям.

– А вы никогда не допускали мысль, что за всем этим стоит… больной человек, ваш пациент, который все это затеял, чтобы… ну, или насолить вам, или ради какой-то таинственной, ведомой только больной голове, причине?

Грених призадумался, вернувшись к себе за стол. Опустил локти, уронил лоб на ладони. Под пальцами пульсировала беспокойная венка.

– Нет, – сказал он. – Это все тщательно срежиссировано, приглашения рассылались – как ты сейчас мог убедиться сам – будто бы от моего лица. Рассыльными брали шпану, которую искать потом что в поле ветра. Все реплики спектакля записаны на граммофонные пластинки, по сцене ходят актеры – думаю, мейерхольдовские. Им, видно, предложили халтурку, заплатили за участие в постановке, сути которой они не понимают – думают, что гипноз не всамделишный, что такого не бывает.

– А больные после маскарада этого с ума сходят…