После маскарада

– Да, сначала жертве внушается состояние нервного возбуждения, – начал объяснять профессор. – Нужно привести душу больного в смятение во время сеанса. Меж внушением беспокойного состояния рефреном проговаривается приказ. Мол, подымись на крышу кареты «Скорой помощи», подымись, или покончи с жизнью, покончи! При этом был еще луч фонарика в качестве сигнала, записанного в память пациента. После такого сеанса он возвращается крайне обеспокоенным, он под воздействием внушения. Его точит мысль, что он должен что-то сделать, а что – не помнит, мается в неведении. Он не ощущает себя под воздействием внушения, но находится в тревожном состоянии. А чтобы высвободиться из кокона истерии, в который его облек гипнотизер, он должен совершить что-то такое, что ему принесет облегчение. Каждый из нас, попавши в состояние нервного напряжения, испытывал острое желание выплеснуть накопившееся – громко прокричать матерную брань, вцепиться себе в волосы, разбить тарелку, убежать куда-либо далеко-далеко. Наш гипнотик имеет запись в голове – четкий приказ, что ему следует сделать, чтобы обрести свободу и душевное успокоение. Поэтому Стешина вдруг стала желать красивой, драматичной смерти.

Петя в задумчивости прошел в партер и сел рядом с Гренихом.

– Как это все страшно звучит, – проговорил он тихо. – Если отбросить понятие гипноза, то можно ситуаций таких в жизни найти сколько пожелаешь. Вы никогда не задумывались, что и без гипнотизма одни другим внушают страх, тревожность и даже истерию? Бехтерев приводит в пример Яго, внушившего Отелло мысль о ревности.

– Да, и порой для этого ни Шарко, ни Бехтеревым быть не обязательно, не надобно знать ни основ гипнотизма, ни теории внушения. Многие, кто от природы склонен манипулировать окружающими, поступают согласно теории внушения в угоду своим интересам. Они делают это невольно.

– Вот матушка моя покойная, – встрепенулся стажер, – заставляла отца терпеть оковы ее предрассудков и каких-то тайных замыслов. Набожная была до чертиков. Поэтому меня отдали в семинарию, хотя отец фельдшером служил, и я хотел пойти по медицине. Она его в конце концов упекла в Преображенку.

– Твой отец болен был? Я не знал. Почему не расскажешь?

– Хвастать нечем – наследственность дурная.

– Что значит – дурная? – удивился Грених.

– Сначала отец спокойным был, вышел из больницы паинькой, а потом мать померла, да еще и царя расстреляли. И тогда он действительно с ума сошел. В больнице простой невроз лечил, а после выписки стал настоящим психом – такое вплоть до самой своей смерти выкидывал: уму непостижимые вещи, прослыл весьма эксцентричным человеком. Вздумалось ему получить дворянский титул! Кругом война, красные, белые, какой-то ужас, царя расстреляли, а он – дворянский титул. И талдычит свое и талдычит: я, мол, потомок Павла Первого. Павла Первого, представляете? И еще так уверенно! И женат он был едва ли не на трех женщинах сразу, не считая покойной матушки. В доме такой бедлам творился! Его женщины ругались, волосы друг другу на головах рвали. Меня из семинарии оттого и выперли с позором и проклятиями, я в ней год проучиться успел. Отца его женщины в конце концов бросили, а потом его убили красные – кричал, что он потомственный дворянин, вот и заработал пулю в лоб. Я тогда уже на рабфаке учился, а потом в университет всех звали – я и пошел. Даже экзамена не пришлось сдавать.

Грених, у которого голова разболелась так сильно, что он не мог двинуть шеей, повернулся всем телом к Пете и долго на него смотрел.

– Сочувствую.

– Спасибо, – вздохнул тот.

Они еще посидели, каждый в своих раздумьях.

– Иногда мне кажется, что я – не я, – произнес вдруг Петя. – А после посещения того маскарада, так вообще…

– Что «вообще»?

– Неприятное было чувство… Будто я не имею лица, личности, только маски меняю, отупение чувств какое-то. Что, если и вправду, свободы теперь никакой нет, личностей нет, и человека нет…

– Понесло тебя, Петя, куда-то не в ту сторону, – Грених поднялся и двинулся к дверям зала, оставленным открытыми. – Идем, пора закругляться. На сегодня достанет расследований. По домам.

Глава 15. Старые цыганские секреты

Когда утром в воскресенье Грених прибыл на Пречистенку, его ожидала вторая весть о смерти.

С Синцовым, поступившем вчера вечером – его привез Петя, – случился внезапный приступ эпилепсии. Младший ординатор в отсутствие Грениха по его велению должен был сделать укол бромистого калия, чтобы ослабить симптомы истерии. Ярусова приготовила шприц с лекарством, отвернулась, а тот исчез. Пока бегала, в недоумении искала, не понимая, то ли сама куда его по забывчивости сунула, то ли кто из больных успел стянуть, младший ординатор явился в палату, нашел у кровати больного шприц, оставленный так, словно медсестра его приготовила по просьбе доктора, и ввел вещество. Но в нем был не бромистый калий, а 10 мл камфоры. Врач не знал, что в эту минуту медсестра ищет шприц по всему этажу, ввел лекарство, велел больному спать и ушел. И калий бромида, и раствор камфары – бесцветны.