После огня

Голос Кунца был хриплый, немного неприятный. И он так растягивал гласные, словно бы говорил нараспев.

— Проходите сюда, присаживайтесь. Я сейчас приду.

Потом шаги зазвучали по лестнице. К его комнате.

И через пару минут Уилсон явился на порог кухни. В руках его была бутылка коньяка. Начатая.

— Могу я попросить вас? — сказал он ровным голосом.

— О чем?

Грета спустилась с подоконника и, не глядя на Ноэля, вытирала руки о передник.

— У меня гость. Мне бы хотелось угостить его кофе. Вы сварите? С коньяком. Он замерз.

Она вскинула на него глаза. Уилсон никогда не приводил гостей, кроме брата. И никогда ни о чем не просил ее. И теперь просит не для себя, а для этого человека. Кунц… Что-то знакомое, хотя фамилия далеко не редкая…

Грета кивнула и достала из буфета кофейник. Ноэль поставил бутылку на стол. Обернулся к ней и запоздало проговорил:

— Простите, я не предупредил. Для меня это тоже неожиданность.

— Вам незачем оправдываться.

— Спасибо, — кивнул он, помолчал несколько секунд, словно бы ожидал чего-то, и пошел в гостиную.

Грета долгим взглядом проводила его в спину, пока он не вышел из кухни. Еще несколько минут постояла в растерянности у плиты. Но кофе сам не сварится. Она взяла с полки банку, всыпала несколько ложек в кофейник и залила водой.

Вдруг до нее донесся голос незнакомого герра Кунца, кажется, еще более тягучий и неприятный:

— В Констанце я оказался случайно. Окончание войны застало здесь, я временно жил у сестры. Надеялся выехать из Германии хотя бы в Швейцарию, но тут зашли ваши войска, и это стало невозможно. Назад тоже вернуться было нельзя. Теперь эта ваша денацификация.

— Да, я понимаю… — Ноэль говорил тише, но и его было хорошо слышно. — Перемещения по стране сейчас затруднены. Но неужели не могли сделать для вас исключение? Вы ученый с мировым именем. Вас любой университет с руками бы отхватил.

— Не теперь, молодой человек. Теперь я, вроде как, с запятнанной репутацией. Нацист, как вы понимаете. Тавро на шкуре. Пока не получу свидетельство о денацификации, так и придется здесь жить.

Грета вздрогнула, просыпав сахар, который ссыпала в сахарницу.

Тавро на шкуре. Она с таким же тавром. Навсегда. Даже если когда-нибудь получит свидетельство. Получит ли? Или только способом, который предлагал капитан Юбер?

Она аккуратно собрала рассыпанный сахар и стала следить за кофе.

— Я подумаю, чем могу помочь вам, — голос Ноэля звучал сдержанно, но уверенно. — Это нельзя оставлять просто так.

— Придется, молодой человек. Мое имя значится в стольких учебниках… Так извратить то хорошее, что у нас было, и превратить в… это… Когда думаю, успокоиться не могу.

— Я читал ваши статьи подростком в Osteuropa. Рунические памятники древних германцев.

— Это было бесконечно давно, господин лейтенант…

Кунц… Почему ей казалось, что он должна знать этого человека. Учебники… древние германцы…

Грета ходила от буфета к столу, где собирала на поднос чашки, сахарницу, в молочник развела молока из армейского пайка. Кофе почти закипел. Коньяк. Грета бросила злой взгляд на бутылку. Вылить бы его в раковину! Но это ничего не изменит, он найдет другую. Она догадывалась почему. Знала, что ему больно. Если бы только могла помочь…

— Я напишу отцу. И позвоню для верности. Может быть, если действовать через него, что-нибудь получится. Вы не можете здесь прозябать. Если будет экспедиция, то он волен сам приглашать в группу тех, кто ему нужен. Если ему не откажут…

— Очень много «если», — перебил его Кунц. — Николай Авершин, без сомнения, один из лучших специалистов в египтологии. Но у нас с ним разные специализации. Зачем ему последователь нордицизма в группе. Мне иероглифы — как ему руны. Кто в такое поверит?

— Мы могли бы все же попытаться.

Грета поставила на поднос кофейник, две рюмки с коньяком, достала салфетки и прошла в гостиную. Ноэль подался ей навстречу, перехватив поднос, и коротко сказал:

— Познакомьтесь, это профессор Альберт Кунц. Я с детства знаком с его работами по научным журналам. Герр Кунц, это фрау Маргарита Лемман. Хозяйка дома.

Кунц привстал и старомодно склонил голову в знак приветствия, бросив на нее взгляд. Но смотрел словно бы сквозь нее.

Грета коротко кивнула в ответ… и вспомнила. Брошюра «О нации и воспитании». Статьи философов, социологов, других ученых, обязательные к использованию в каждодневной работе. Знание брошюры проверялось каждый семестр. Профессор Берлинского университета Кунц превозносил особенный дух нордического человека.

— Желаете что-то еще? — хмуро спросила она Ноэля, отвернувшись от его гостя.

— Нет, благодарю вас.

Грета почти выбежала из гостиной. В ее голове не укладывалось, как Ноэль мог привести этого человека в дом. После того, что он рассказал ей о себе, Линке, Фрице. В кухне Грета подошла к окну и тяжело втягивала в себя холодный воздух, стараясь больше не прислушиваться к тому, о чем говорят в гостиной.

«Когда этот человек уйдет, надо будет проветрить весь дом», — повторяла себе Грета раз за разом.