После осени. Поздняя РАФ и движение автономов в Германии (ЛП)

Уже стемнело, когда мы куда-то приехали. Вывеску на въезде в деревню повесили. Нам тоже не очень важно, где мы находимся. Он находится под охраной госбезопасности ГДР, это ясно. Дальше этого наше любопытство не идет. В течение четырнадцати дней о нас хорошо заботятся, мы ходим в сауну, плаваем и занимаемся фитнесом.

Иногда после обеда я мучаюсь над тем, как поговорить с Гарри. Как и в начале, он по-отечески весел, приветлив и простоват. За этим скрывается его жажда информации. Он хочет знать о нас все, а я так хочу ему что-то рассказать. Я не чувствую себя комфортно в своей шкуре. Социалистические секретные службы тоже пугают меня, они также непостижимы и непредсказуемы. Не то чтобы я прямо боялся, но это та почва, которую я не знаю и которую мне не приходилось знать.

Меня интересуют аресты в Болгарии, как это могло произойти? Что они знают об этом, и какова позиция других социалистических государств? Но Гарри об этом односложно, он только говорит, что была конференция социалистических государств, на которой было осуждено сотрудничество Болгарии с силами безопасности ФРГ. Я благодарю ГДР за помощь, но настоятельно прошу их позволить нам поскорее уехать. Гарри старается не дать нам почувствовать, что они используют наше нынешнее беспомощное, зависимое положение. Он пытается построить доверие для долгосрочных отношений.

Моя проблема заключается в двусмысленности ситуации: где я все еще субъект, а где становлюсь объектом? Мы знаем, например, что нас водят за нос в квартире, даже в спальне. «Конечно, — говорим мы себе, — это же домашний сервис». Мы не чувствуем себя наивными. Они нас не знают, они нам не доверяют. Но когда Гарри пытается убедить нас: «Товарищи, мы сражаемся на одной стороне», я соглашаюсь с ним, но не знаю, действительно ли он это имеет в виду или я просто объект его сбора информации.

Через две недели нас сажают на самолет в Багдад с повышенными мерами безопасности. У нас в голове есть код для последующего возобновления контакта в случае необходимости.

Мы словно находимся в состоянии эйфории, когда птица поднимается над аэропортом в Шднефельде. После нескольких часов полета сквозь облака мы уже забыли код.

 

 

 

 

Глава двенадцатая

 

Наши товарищи-палестинцы теперь называют нас Раша, Самира и Интиссар.