После осени. Поздняя РАФ и движение автономов в Германии (ЛП)

Мы курсировали между Парижем и ФРГ. Было невероятно трудно снова закрепиться там. У массового сопротивления на улицах была четкая, ограниченная цель: никаких атомных электростанций, никаких ядерных ракет. Оно не нуждалось в вооруженной борьбе, оно развивалось полностью без нас и RAF. Политика снизу и боевое сопротивление снизу прошли мимо нас. Теперь мы бежали за ней.

Нас интересовали определенные центры НАТО, институты, люди. Мы работали, чтобы закрепиться в ФРГ, спали в убежищах и бог знает каких небезопасных лачугах. Но это были не настоящие проблемы. Стабильное убеждение развивает адекватную энергию в сложных фазах, чтобы овладеть ими. Я больше не был стабильным. Моя уверенность исчезла. A часть осталась в Болгарии, забрав с собой Анжелику и Габи в тюрьму. Одна часть осталась с Рашей в Багдаде, другая была поглощена общим отходом левых от революционных целей, остальные увяли в повседневных заботах подпольной организации, как трава под камнем. У меня больше не было уверенности в коллективной силе группы, а значит, и в своих собственных силах. Да, это было похоже на то, как если бы слабость и отсутствие перспектив каждого отдельного человека навалились на меня и умножили мою собственную. Я был самым старшим, самым опытным и выполнял центральную функцию в группе. Я также олицетворял собой преемственность Движения 2 июня. Товарищи ожидали от меня всего того, чего у них уже не было или еще не было. Ориентации, опыта, безопасности, убежденности. Но я лишь сочувствовал и переживал за них, а где нет ориентации, там нет и смысла в опыте. Все стало заметно захлестывать меня. Это было состояние, которого я никогда раньше не знал.

Появилось что-то вроде «нелегального образа жизни». Повседневная жизнь характеризовалась, с одной стороны, бесцельной подрывной деятельностью, которая больше не имела никакой перспективы, а с другой — такими естественными и приятными занятиями, как посещение ресторанов, кинотеатров, концертов, прогулки, прогулки по городу, шопинг. Просто парижская жизнь. Я мог бы подтолкнуть группу к действию, они мне доверяли. Но это было бы безответственно, я даже не знал, за что. Их воля к борьбе была абстрактной. Моя была исчерпана, ее уже нельзя было накопить в коллективе, и я больше не решался вступать с ними в боевую ситуацию. Даже когда у нас была накаленная обстановка вокруг