После осени. Поздняя РАФ и движение автономов в Германии (ЛП)

Разговор на нормальной громкости требует усилий, которые обычно нужны, чтобы говорить громко, почти таких же усилий, которые нужны, чтобы кричать — вы больше не можете определить значение слов, можете только догадываться о них... головные боли... При письме: две строки — к концу второй строки вы не можете вспомнить начало первой — чувство внутреннего выгорания». И в другом письме: ««...в абсолютной, абсолютно воспринимаемой тишине вся сила сопротивления не (имеет) никакого объекта, кроме самого себя. Поскольку вы не можете бороться с тишиной, вы можете бороться только с тем, что происходит с вами, с самим собой, то есть в конечном итоге вы боретесь только с самим собой». Это и есть цель «Мертвого крыла»: добиться самоуничтожения заключенных».

Опираясь на немногочисленную информацию о «Мертвом крыле», опубликованную адвокатами в первые недели, я тщетно пыталась представить себе ситуацию, в которой находилась Ульрика. Моя изоляция в Гамбурге была иной. Мне не разрешалось находиться вместе с другими заключенными, но я могла слышать их, видеть их, принимать косвенное участие в их жизни. По вечерам я вела с ними долгие беседы от окна к окну, иногда кому-то из них даже удавалось передать мне что-то на веревке: страницу из газеты, сигарету, что-то сладкое. Так я узнал, почему одна женщина кричала, плакала и разглагольствовала часами в своей камере. После трехчасового рассмотрения доказательств суд приговорил ее к десяти годам. После долгих лет отчаяния и унижения она зарезала своего мужа, который избивал ее и детей каждый раз, когда напивался. Дети были помещены в приют. Назначенный судом адвокат, которого она впервые увидела на суде, не подал ни одного ходатайства на процессе.

Это был не единичный случай. В небольшой женской тюрьме в Гамбурге находились три женщины с похожей историей, которых гамбургский судья также приговорил к десяти годам. Я передал адрес моего адвоката одной из женщин через одного из надзирателей, который был готов оказывать подобные услуги, чтобы он мог помочь ей хотя бы в апелляции и, возможно, даже добиться повторного суда. Курт Гроневальд был преданным своему делу адвокатом, который часто навещал меня в течение всего моего пребывания в тюрьме, помогая мне в трудные моменты.