После осени. Поздняя РАФ и движение автономов в Германии (ЛП)

В детстве никто не замечал моих дней рождения. Когда мне исполнилось шестнадцать лет, я впервые почувствовала внимание. Гораздо позже я вспомнила про свой день рождения на 15 января. Годовщина смерти Розы Люксембург.

Любопытствуя, я изучил результаты официальных полицейских расследований и был поражен скрупулезностью и стараниями поискового аппарата. В двух досье я фигурировал как случай предосторожности, в одном — как нормальный юноша со склонностью к рефрактерности, во всех остальных — как «террористический» субъект.

Сколько следов, отметин, «процессов» я уже ввел в мир с момента своего рождения, я теперь узнал из досье. В этом обществе, организованном веками, ни один человек не приходит в мир и не проходит через него, не оставив свой след в великом неведении. Институты охраняют его постоянно и неусыпно. Даже во время разрушительных войн и социальных коллапсов все идет своим чередом. Бюрократия выдерживает почти любой хаос, и ее функционирование — первое, что должно быть восстановлено, если оно пострадало в отдельных случаях, в отдельных местах.

Вот как общество держится вместе, вот как конкурирующие силы преследуют друг друга. И кому, как не преследующим органам правосудия, знать, где следует искать и находить эти первые следы...

Тот, кто хочет схватить своего врага, должен знать, кто этот враг, хочет получить как можно более точную картину, всегда с намерением приблизиться к нему, поймать его». Хорст Герольд, тогдашний глава Федерального ведомства уголовной полиции, в семидесятые годы в своей официальной резиденции в Висбадене создал настоящий паноптикон своих врагов государства в натуральную величину и в самых разных вариациях. Он жил с ними в своем бункере. Вот как далеко это может зайти.

fБирократические вещи первых лет моей жизни собирали чиновники БКА: свидетельства о рождении, записи об отцовстве, краткие фактические отчеты из бюро социального обеспечения, которые только что переименовали из «Volkswohlfahrt der NSDAP» в «Jugendamter»: В младенчестве меня вместе с тремя сестрами нашли в деревянной хижине из трех стен без крыши. Дети и мать были жалко оборванными, истощенными, вшивыми, больными, ближе к смерти, чем к жизни. Мать лишили ухода, а детей забрали в приют.