После осени. Поздняя РАФ и движение автономов в Германии (ЛП)

 Книга отражает их стремление выйти из рамок и ограничений буржуазного образования, завоевать новые культурные, исторические и социальные горизонты, чтобы прийти к новому, всеобъемлющему взгляду на мир, понять материал, из которого сделана человеческая история, чтобы сформировать историю, отличную от прежней истории войны и эксплуатации. Именно в духе этого содержания, проблем и усилий росла послевоенная молодежь ГДР, в то время как мы на Западе были тупо и аполитично сведены к потребностям класса, ориентированного на власть и прибыль: работать и жить, чтобы покупать, ничего не просить, ничего не знать, быть послушными и довольствоваться заданными потребностями и правами.

Моей школой был бывший фермерский дом с большой классной комнатой для девяти старых классов. Грубые деревянные скамьи, плотно пригнанные к партам, стояли рядами одна за другой. На них были вырезаны следы и знаки многих поколений учеников. Деревянные доски пола были выкрашены в черный цвет, а зимой посреди комнаты светилась мощная железная печь.

Школьные часы были моим свободным временем, моим досугом, моим отдыхом, и я боялся каникул. В школе моя жена не имела ко мне доступа; здесь я восстанавливал часть своей самооценки, которую она с огромной энергией пыталась выжать из меня дома. Она знала это и изо всех сил старалась ограничить мои школьные дни обязательными, нередко она шла даже дальше. Экскурсии, школьные поездки, спортивные и игровые праздники, игры после обеда — все то, благодаря чему растет детская дружба и сплачивает детей, было для нас с сестрой лишь мечтой. С некоторыми из них нам приходилось мириться. С годами мы научились умело балансировать между нашими построениями объяснений и удовольствий дома и в школе.

Я обожала школу, с жадностью поглощая жаждущий материал, отмеренный для жизни в хлеву, в поле, на кухне. Те, у кого были другие планы на своих детей, отправляли их в школу.

 После четвертого класса я поступил в среднюю школу в районном городе Эккернфорде. Для меня, однако, ничего другого не планировалось.