После осени. Поздняя РАФ и движение автономов в Германии (ЛП)

Я могу разговаривать с Гитте из окна в окно, она лежит по диагонали подо мной. Хотя она мне нравится, я часто стараюсь избегать ее разговоров. Гитте хочет меня политизировать. Она присылает мне огромное количество информации о RAF, которая меня неприятно волнует. Я не хочу быть парикмахером, и я читаю их все, но мне не нравится их читать. Я нахожу их препарирующими, безжалостными. Они отталкивают меня, независимо от того, насколько они правы. Речь идет о том, чтобы выявить и искоренить в нас буржуазный прагматизм и поведение, которые сдерживают нас в процессе эмансипации и коллективизации. Но там я читаю критику, которая кажется порицанием, и самокритику, которая кажется сомнением. Я больше не могу отличить этот радикализм от отсутствия милосердия, как от острых бритвенных лезвий. Я сопротивляюсь, и когда Гитте подзывает меня к окну и спрашивает: «Что ты думаешь?», я отвечаю: «Ну...».

Позже я разговаривал об этом с Баром. У него была точно такая же проблема. RAF просто увидел в этом конкуренцию. Это показалось нам настолько типичным для их неприкасаемости, что мы потеряли всякое желание обсуждать и выяснять с ними отношения. Мы позволили им быть, а они позволили быть нам, решили мы. До середины семидесятых годов политические условия для вооруженной борьбы допускали такое решение. У нас были стабильные материально-технические структуры в Берлине, обширный круг сторонников и широкая политическая база единомышленников. Это было у RAF в Западной Германии в структурах, сложившихся в борьбе против пыток в изоляции.

Наша берлинская региональность и экспансия РАФ в ТТРД были не случайным совпадением, а скорее сгущением двух наших политических линий. «В Берлине политика не решается, почему вы прячетесь в политической провинции?» — часто упрекали нас в RAF. «Здесь началась борьба, здесь наша база, здесь мы знаем свое дело», — отвечали мы.

Мы должны были атаковать на уровне врага, говорили в РАФ, и мы нашли: на уровне прогрессивных слоев масс. Массовый клещ и оппортунизм — вот что было для РАФ. Правда не нуждается в посредничестве, она всегда агитирует, говорили они.