Тут уж я осмелел, спросил, за что пьют-то? «За слесаря пятого разряда Ивана Трубникова». Инженеры бились над его станком, чувствовали: должен крутиться быстрее, но ключик подобрать не могли, а Иван дотянул. Да еще уверяет, что не до конца. Оказалось, все трое — рабочие. Иван изобретал, а они по его чертежам отдельные детальки вытачивали. Да, Иван этот оказался еще и парторгом. Потом меня пытали о работе, о пограничниках, поддерживают ли связи с сослуживцами. Особенно их заинтересовали солдатские посиделки. У них, оказывается, много артиллеристов, а не додумались, как сблизить их… Ты не спишь, Иван?
— Нет, жду, к чему клонишь.
— А вот к чему: весь вечер просидели, столько я узнал интересного об их жизни, кружке рационализаторов и изобретателей, что они в кино смотрели, какую картину хвалили, какую ругали. А главное-то вот в чем: свои сто граммов я все-таки разлил им, а их бутылка так и осталась недопитой. И я почувствовал: оказывается, можно весь вечер просидеть в компании, вести интересный разговор, прикасаться к водке и не быть пьяным. Понял что-нибудь?
— Понял. И ты заделался холодным агитатором. Пошли вы все на фиг, звонари!..
Гена Ветров не очень верил, что Мара уехала в Ачин, но из всех версий догадка Юли была наиболее правдоподобной. Там почти аналогичное строительство, знакомая работа, у Мары были связи с комитетом комсомола Ачинстроя. Но в поезде Гена вдруг вспомнил: в Ачин перевели Митрофана Вараксина. Вот она, главная пружина… Ему хотелось дернуть ручку стоп-крана, остановить поезд. Еле-еле усмирил это желание.
Сразу же по выходе из вокзала он наткнулся на знакомую «Волгу» Вараксина. Кого-то встречает. Ветров проверил расписание: в ближайшие два часа нет ни одного пассажирского поезда. Значит, сидит в ресторане. И не один. Ринулся туда — не тут-то было. Дородный, плечистый швейцар встал в дверях: мест нет.
— Поймите, я командировочный! — кривил душой Ветров.
— Устраивайтесь в гостинице, а к нам попозднее. Или ждите, когда освободится место.
Солидный, представительный швейцар, он, наверно, и когда вышибает из этого заведения, не теряет достоинства. Где только подбирают таких? За спиной Гены уже собиралась очередь. Ждут. Терпеливо, долго. А чего ждать? Когда посетитель наестся, напьется? Но ведь аппетит приходит во время еды. Гена почти видит, как сидящий на его будущем месте посетитель заказывает еще графинчик, а его не несут, а везут на волах, будто налить в графинчик сто граммов занимает столько же времени, сколько выплавка мартеновской стали. Вот уж кто шагает не в ногу со временем. Электронно-вычислительные машины, ленты конвейеров уплотняют, рационализируют труд, облегчают и ускоряют производство, исчисляют время долями секунд, а здесь, за этой вывеской с неоновой подсветкой, за этой широкой грудью швейцара, — убивают время, даже платят деньги за то, чтобы убить это время.
Прошло полчаса — ни один человек не вышел из ресторана. И странно, что, кроме Гены, в длинной очереди вроде никого это не беспокоило.
Швейцар, видно, почувствовал переживания Ветрова, шепнул ему:
— Справа, в ближнем углу, есть свободный столик, официантке скажешь: Егор прислал.
Гена забыл поблагодарить стража врат ресторана, нашел указанный столик с табличкой: «Занято». Тут же подлетела официантка, подтвердила:
— Занято.
— Меня Егор прислал.
Гене не очень любезно сунули меню, но он не взглянул на него, рыскал глазами по залу и почти у самой эстрады за столиком увидел Вараксина, рядом с ним спиной к Ветрову сидела… Мара, что ты сделала со своими шелковистыми волосами? Зачем эта дикая, как мотки колючей проволоки, вздыбившаяся прическа, эта дерзко открытая спина, это развязное поигрывание бокалом? Кольнуло в груди: какое событие они отмечают? Теперь уже ни громоподобные барабанные удары, ни коробящие душу низкие звуки электроинструмента, ни завывающие месяцеобразные гитары не могли отвлечь его от этой пары. Ветров вздрогнул: кто-то положил ему руку на плечо.
— Гена, не в ту сторону смотришь. — Он оглянулся и едва не свалился со стула — рядом с ним стояла Юля Галкина. Та повторила: — Не в ту сторону смотришь. Глянь в противоположный угол зала. Ну?
Что угодно, только не это. За столиком, на который указывала Юля, сидели Мара Сахаркевич и Яша Сибиркин. Яша рассказывал что-то смешное, но его рассказ вызвал у Мары лишь робкую, болезненную улыбку. На столе стояли нетронутые рюмки.
Юля безапелляционно заявила:
— Гена, будем ужинать, ты с утра ничего не ел. — И сама подозвала официантку. Потом снова повернулась к Ветрову: — Значит, так, Гена. У нас отпуск. Мы приехали в Ачин посмотреть алюминиевый комплекс, ведь мы же с ними соревнуемся.
Официантка принесла закуску, посмотрела на Ветрова.
— Гена, какое вино будешь заказывать? — И, не дождавшись ответа, подсказала: — Самое хорошее.
— Может, мускат?
— Вот, вот, его, — И продолжала: — Остановились мы в общежитии алюминиевого комплекса. Не забудешь? Пробудем… Сколько пробудем? Дня три? Молчание — знак согласия?
— Юля, может, ты объяснишь, что происходит? — спросил Гена.