После пламени. Сборник

Мелькор — Вала. А Валар, говоря о свободе, на самом деле ищут способ создать выбор «один из одного». А на нашу свободу воли они «не покушаются».

И Мелькор, говоря о свободе для Людей, на самом деле…

Я почувствовал, как кровь приливает к вискам. Мне стало жарко, как не бывает в кузне.

На окне у меня стоит кувшин, вода в нём ледяная. Я подошёл, схватил его, стал жадно пить. Губы меня не слушались, и половину воды я пролил на тунику.

ТАК СТОИЛО ЛИ?!

Так стоило ли молча противостоять отцу и сыновьям, стоило ли дерзко идти против Манвэ и Намо, стоило ли пройти путём гордости, гнева и ярости, стоило ли переступить через безумную верность Маэдроса,— стоило ли делать это всё ради того, чтобы снова оказаться «у колен Стихий»?!

«У колен». Чтобы не сказать «на коленях» — самому.

Ну…— я допил остатки, пошёл в мастерскую за вторым кувшином,— на колени я всё-таки не встану.

Откажусь.

Я не буду творить слепоту под видом зрячести и покорность под видом свободы.

Откажусь.

Хотя, наверное, сегодняшняя участь Маэдроса мне вскоре покажется завидной.

Вода во втором кувшине была тёплой. Я поставил его на окно — пусть остынет.

Пять лет мы с Мелькором медленно строили нашу новую жизнь. Теперь мне придётся всё это разрушить. Самому. Сегодня. Он мне не простит отказа.

Я взял Сильмарили, прижал ладонь с ними к своей щеке: «И что будет с вами, маленькие, когда не станет меня?».

И тут я представил — что.

Мелькор не отступится от своего замысла. Металл он всё равно споёт. Споёт в гневе на моё второе «предательство». И Венец ему придётся делать самому. Своими сожжёнными руками. (Я аж взвыл, на миг представив его боль!) И Сильмарили он в Венец вставит. Состроить Тьму и Свет, как музыканты состраивают два инструмента, он не может. Ему придётся подчинять Алмазы. Он найдёт успешный способ, рано или поздно — найдёт.

Он будет творить в боли и ненависти, и эту Силу воплотит его Венец. Это он принесёт Людям.

Что же ждет их?!

Мне стало страшно.

Подобного ужаса я не испытывал со дня смерти отца. Даже в бою с балрогами неотвратимость гибели не заставляла меня содрогнуться — так.

Нет, я этого не допущу.

Ни за что.

Несвобода плоха, но рабство не сравнимо с ней. Да, я ненавижу несвободу, но пусть лучше будет она, чем превращение Мелькора — в Бауглира, а Людей — в его рабов.

Пусть лучше я сломаю себя и сделаю то, против чего восстаёт сердце.

Я соглашусь.

Я же с самого начала знал, что соглашусь.

Только… подожду ещё чуть-чуть.

Я взял второй кувшин. Вода в нём стала едва прохладной, но — какая есть.

Я прижался лбом к насквозь промороженным камням оконной ниши. Полегчало.

Я мыслями опять уходил в прошлое, чтобы не думать о том шаге, который ждал меня.

⁂

Когда я вышел из мастерской, Свет Тельпериона смешался со Светом Сильмарилов. Незримое пламя окутало меня — мне на миг показалось, что я способен пойти на запад просто по воздуху.

Только показалось, но…

Мелькор, наверное, был уже в Валмаре. Он правильно сказал мне — сейчас нам не стоит появляться вместе при всех.

Его молчаливое одобрение этого венца стоило больше любых похвал.

Я медленно пошёл в Валмар.

Весть обгоняла меня. Я почти видел волну осанвэ, катящуюся по Тириону и дальше, дальше… Мои друзья и ученики, равнодушные ко мне и ненавидящие меня — все они сейчас глядели, затаив дыхание.

Торжествовал ли я? Может быть. Отчасти.

Мое счастье было превыше: счастье обретения Силы. Пламень и Свет были отныне послушны мне. Что были по сравнению с этим восторги эльдар?

Я неторопливо вошел в Круг Судеб. Меня ждали. Все Пятнадцать.

Я запоздало ругнул себя, что не переоделся: двое в чёрном — это сейчас некстати. Что ж, поздно.

Я ждал слов Манвэ, но заговорила Варда.

— Поистине, это самое дивное из творений эльдар, которое мне доводилось видеть! Подойди поближе, Искусный Мастер, я хочу рассмотреть твои Камни.