Читаем После пламени. Сборник полностью

Тёмный Вала посмотрел на друга с сомнением. Впрочем, решился почти сразу.

— Я покажу тебе её. Только отойди подальше от края обрыва. А ещё лучше — сядь.

Феанор присел на край камня. Сосредоточенный, собранный.

Пустота.

Нет. Это только кажется пустотой. Оно живёт. Оно ищет. Оно голодно.

Тишина, вязкая, как трясина. Любые мелодии тонут в ней, распадаются на бессмысленные обрывки и перестают быть.

Смерть, не оставляющая надежды на возрождение. Смерть окончательная. Смерть духа и Музыки.

Паутина облепляет тебя — не вырваться, не шевельнуться. Можно только беспомощно следить, как приближается охотница, чтобы медленно, с наслаждением выпить твою жизнь.

Мелькор не щадил ни Пламенного, ни себя. Нолдо пожелал знать всё, и Тёмный Вала выполнил его просьбу. Сейчас Феанор словно наяву переживал всё то, что когда-то пришлось испытать Восставшему. Он был в логове Унголианты в Аватаре и говорил с ней, с трудом сдерживая дрожь отвращения. Он стоял рядом с умирающими Древами, наблюдая, как насыщается гигантская паучиха, как раздувается её лоснящееся чрево и судорожно подергиваются мохнатые лапы. Он мчался на север, окутанный удушающим облаком чуждой силы, с ужасом понимая, что ему нечего противопоставить ей. Он видел, как исчезают в утробе твари прекраснейшие из рукотворных камней. Он бился с Унголиантой мечом, чувствуя, как с каждым ударом его сила переходит к противнице. Он сжимал в руках Сильмарили, превратившиеся из последней надежды в орудие пытки. Он лежал на земле, опутанный паутиной, уже не в силах сопротивляться.

— Вот что такое Унголианта,— отрывисто сказал Мелькор, резко оборвав осанвэ.

— Это не должно жить…— выдохнул Феанор. Его глаза были широко раскрыты, взгляд безумен. Нолдо медленно приходил в себя. Слишком медленно.

Тёмный Вала устало опустился на камень рядом с нолдо, привалился к скале.

— Но это живёт,— сказал очень тихо.— И с каждым часом становится сильнее, постепенно убивая мою Музыку. И меня.

Феанор стиснул кулаки. Терпеть, что это непрестанно тянет силы из его друга… нет, даже не так: терпеть, что в мире существует это отрицание творчества, красоты, сил и благих, и грозных, отрицание всего, что и составляет жизнь… терпеть тварь, убившую самое святое, что было для Пламенного,— Древа…

Терпеть?!

Феанор встал.

— Только не вздумай меня отговаривать,— сказал он Мелькору.— Бесполезно.

— Отговаривать? — Тёмный Вала непонимающе сдвинул брови.— Отговаривать от чего?

— Ты настолько плохо знаешь меня, что полагаешь, будто я способен сидеть и ждать, покуда какое-нибудь чудо не уничтожит Паучиху? — Феанор усмехнулся, но мысленно одёрнул себя: неудивительно, что после всех этих воспоминаний Мелькор понимает его куда хуже, чем обычно.

И Пламенный заговорил спокойно:

— Я намерен биться с ней. Отговаривать меня, повторю, бесполезно. Мою любовь к безрассудству ты знаешь. А сейчас мои намерения гораздо более разумны, чем обычно. Ты говоришь: Сила Валар ей — пища. Ну так пусть попробует Пламень. Надеюсь, он ей придется достаточно не по вкусу.

— Биться? Биться — с этой тварью?! Тебе?! Воплощенному?!

Тёмный Вала вскочил — откуда только силы взялись — и встал лицом к лицу с Феанором.

— Ты хоть соображаешь, чем твоё безрассудство может обернуться для мира? — Взгляд Мелькора стал бешеным, губы побелели от ярости.— Ты думаешь, ты только жизнью своей рискуешь? Или ты считаешь, что если я до сих пор не разобрался с этой тварью, так и предпринимать ничего не намерен? Скормить Паучихе Пламень! Замечательная идея, ничего не скажешь! Как ты собираешься биться с Унголиантой? Ты же видел, что она такое.

— Видел.

Феанор чуть улыбнулся: не терпящий возражений, тем более — крика, он привычно отвечал на них спокойствием.

— Видел, Мелькор.— Тон Феанора был мягким и убеждающим.— Я видел её силу, я видел ваш поединок. Ты скажешь, что я неизмеримо слабее тебя? Да, и глупо отрицать это. Но, прости за напоминание, я так же слабее твоих майар, с которыми когда-то справился без особых усилий. Ты не хуже моего знаешь, что иногда дело не в уровне Силы, а в её природе. Музыку Унголианта пожирает. Любую. Но Пламень — вне Музыки.

Тёмный Вала наградил нолдо испепеляющим взглядом и отвернулся. Прошёлся взад и вперёд по тропе, сбрасывая напряжение. А когда снова взглянул на Феанора, лицо Мелькора было спокойным и сосредоточенным.

Нолдо шумно выдохнул. Пламенному тоже требовалось немалое волевое усилие, чтобы успокоиться: крик приводил его в бешенство, и Феанор был готов слышать его от Мелькора только потому, что тот был его другом.

Перейти на страницу:

Все книги серии Средиземье. Свободные продолжения

Последняя принцесса Нуменора
Последняя принцесса Нуменора

1. Золотой паук Кто скажет, когда именно в Средиземье появились хоббиты? Они слишком осторожны, чтобы привлекать внимание, но умеют расположить к себе тех, с кем хотят подружиться. Вечный нытик Буги, бравый Шумми Сосна и отчаянная кладоискательница Лавашка — все они по своему замечательны. Отчего же всякий раз, когда решительные Громадины вызываются выручить малышей из беды, они сами попадают в такие передряги, что только чудом остаются живы, а в их судьбе наступает перелом? Так, однажды, славная нуменорская принцесса и её достойный кавалер вышли в поход, чтобы помочь хоббитам освободить деревеньку Грибной Рай от надоедливой прожорливой твари. В результате хоббиты освобождены, а герои разругались насмерть. Он узнаёт от сестры тайну своего происхождения и уходит в Страну Вечных Льдов. Она попадает к хитрой колдунье, а позже в плен к самому Саурону. И когда ещё влюблённые встретятся вновь…2. Неприкаянный Гномы шутить не любят, особенно разбойники вроде Дебори и его шайки. Потому так встревожился хоббит Шумми Сосна, когда непутёвая Лавашка решила отправиться вместе с гномами на поиски клада. Несчастные отвергнутые девушки и не на такое способны! Вот и сгинули бы наши герои в подземельях агнегеров — орков-огнепоклонников, если бы не Мириэль, теперь — настоящая колдунья. Клад добыт, выход из подземелья найден. С лёгким сердцем и по своим делам? Куда там! Мириэль караулит беспощадный Воин Смерть, и у него с принцессой свои счёты…3. Чёрный жрецЛюди Нуменора отвергли прежних богов и теперь поклоняются Мелкору — Дарителю Свободы, и Чёрный Жрец Саурон властвует в храме и на троне. Лишь горстка Верных противостоит воле жреца и полубезумного Фаразона. Верные уповают на принцессу Мириэль, явившуюся в Нуменор, чтобы мстить. Но им невдомёк, что в руках у принцессы книги с гибельными заклятиями, и магия, с которой она выступает против Саурона и Фаразона — это разрушительная магия врага. Можно ли жертвовать друзьями ради своих целей? Что победит жажда справедливости или любовь?

Кристина Николаевна Камаева

Фэнтези

Похожие книги

100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука