Я жду, когда она вернется с ответом доктора Эрнандеса, и, чтобы скоротать время, пытаюсь рисовать, но выходят лишь уродливые каракули, поэтому я сминаю листок, ложусь на кровать и гляжу в потолок, пока наконец не раздается знакомый звук поворачивающегося в замке ключа. Свесив ноги с кровати, сажусь, ожидая увидеть бесконечно доброе лицо сестры Харроу, но, когда дверь открывается, в комнату входит агент Карлайл.
– Вот, значит, где тебя держат, – с улыбкой произносит он. – Роскошные условия.
Я улыбаюсь в ответ.
– Верите ли, но это будет получше того, где я жила раньше.
– Верю, – прыскает со смеху он.
– Спасибо, что пришли. Я не знала, пустят ли вас. И захотите ли.
– Доктор Эрнандес поймал меня на парковке. Я уже должен быть на пути в Одессу.
– Вам влетит за то, что вы не поехали?
Агент Карлайл пожимает плечами, улыбаясь еще шире.
– Как-нибудь обойдутся без меня. – Он берется за дверную ручку, потом оборачивается ко мне. – Дверь нужно держать открытой. Ты не против?
– Зачем?
– Чтобы исключить неконтролируемое взаимодействие. Правила безопасности.
Я улыбаюсь.
– Чтобы я могла позвать на помощь, если вы вдруг на меня накинетесь?
– Точно.
Слово «неконтролируемое» цепляет мое внимание.
– Вы хотите сказать, здесь нет видеокамер?
– Нет, насколько мне известно, – пожимает плечами агент Карлайл. – Итак, Мунбим, чем могу служить?
Я сдвигаюсь на кровати подальше к стене и обхватываю колени руками.
– Нелегко вам, да? Слушать мои рассказы про Легион.
– О да, – решительно подтверждает он. – Прости, если это бросалось в глаза, но… да, мне было трудно. Очень трудно.
– Почему?
Агент Карлайл обдумывает мой вопрос, и его взгляд слегка затуманивается.
– Видимо, мне нравится думать, что мир в своей основе – справедливое место, – помолчав, говорит он. – Конечно, это звучит наивно, особенно для тебя, и за годы работы я видел множество страшных исключений из этого правила, однако мне лучше спится, если я убеждаю себя, что люди в своей массе получают то, чего заслуживают. Понимаешь меня?
– Да, – киваю я.
– Отлично. Тут вот какое дело. Я ничуть не сомневаюсь, что в Легионе было очень много людей, возможно, даже большинство, которые жили так, как, по их убеждению, им повелел жить Бог. Я знаю, что это так, потому что ты мне о них рассказывала. Думаю, они были хорошими людьми и никому не желали зла, однако все равно нашли свою смерть, упав на землю с оружием в руках, из-за того что Джон Парсон их запугал, запутал и забил головы ложью. Я видел фотографии этих мужчин и женщин, жизнью заплативших за то, что поверили не тому человеку. Я смотрю на них и отнюдь не считаю, что они были глупыми, жестокими или слабыми. По моему мнению, их ввели в заблуждение, и при определенных обстоятельствах такое может случиться с каждым. С людьми, которых я знаю лично. Которых люблю. И я пытаюсь представить, какие бы чувства испытывал в этом случае, но у меня не выходит. Я совершенно не представляю, каково это.
Безусловно, это самый длинный монолог агента Карлайла за все время. Сейчас он немного бледнее, чем в тот момент, когда вошел в комнату, однако все так же не отрываясь смотрит мне в глаза.
– Где-то в глубине души мне хочется надеяться, что отец Джон был прав, – признаюсь я. – Это означало бы, что все мои погибшие Братья и Сестры прямо сейчас сидят подле Господа, как он и обещал.
– Но ты понимаешь, что это не так.
Я медленно качаю головой.
– Кто-нибудь не подчинился его приказу? – спрашивает агент Карлайл. – Когда он скомандовал всем сражаться до конца, кто-нибудь воспротивился?
Воспоминания о том утре, которые память никогда не убирает далеко, захлестывают меня с новой силой: огонь, дым, кровь.
– Да, – отвечаю я. – Я видела, как некоторые пытались спрятаться. Только это их не спасло.
– Не спасло, – печально качает головой мой собеседник.
– Но вы ведь не их имели в виду, верно?
Он снова качает головой.
– Нет.
– Вы всё знаете, да?
Агент Карлайл мягко улыбается.
– Может, просто расскажешь, что произошло, когда ты оказалась в Большом доме?
Я не мигая смотрю на него.
Я набираю полную грудь воздуха.
До
Глаза Беллы расширяются, она поднимает к груди пистолет, но я уже двигаюсь, потому что дважды нацеливать на меня оружие за пять минут – это уже слишком. Я бью Беллу по запястью. Удар отдается по всей руке до плеча, Белла стонет, пистолет падает на землю. Я делаю шаг вперед и толкаю ее в грудь. Она пятится, теряет равновесие и шлепается на спину. Я подхожу к ней со стиснутыми кулаками – из-за того, что боюсь, и из-за бурлящего в крови адреналина. По-моему, еще никогда в жизни я не испытывала такой злости, как сейчас, я, нахрен, просто в бешенстве. Хватаю пистолет и целюсь Белле прямо в сердце.
– Где она? – рычу я. – Повторять вопрос не буду!
– Не знаю…
– Я тебе не верю! – Теперь я нацеливаю пистолет ей между глаз. – Говори, где Хани. Немедленно.
– Она в безопасности, – шепчет Белла. – Вместе с Пророком.
– Где? В Большом доме?