После пожара

– Отдай пистолет, – вкрадчиво повторяет он. – Ты права: мне самому следовало повести Легион в атаку. Я должен был встать рядом с нашими Братьями и Сестрами, но я всего лишь обычный человек. Мы с тобой обычные люди, грешники, и Господь понимает нашу слабость. Однако мы можем Вознестись вместе, ты и я. Отправимся к Нему сей же момент и воссядем одесную Господа нашего на веки вечные. Просто отдай мне пистолет.

– Не приближайся, – предупреждаю я, на шаг отступив.

– Мунбим, ты же не станешь в меня стрелять, – с улыбкой произносит он. – Ты хорошая девушка, которая следует Истинным путем. Ты не выстрелишь в своего Пророка.

– В моих глазах ты не Пророк, – дрогнувшим голосом говорю я, – а трус и мошенник. Моя мать все правильно про тебя сказала.

– А ты еретичка и шлюха, вот ты кто! – взрывается злобой он. – Как и та безбожная сука, что выродила…

Пистолет с оглушительным грохотом выстреливает. Время останавливается. На тысячную долю мгновения в гостиной все замирает в полном безмолвии, словно мир поставили на паузу, а потом отец Джон неуклюже отшатывается, выпучивает глаза, растерянно хватается руками за грудь, и все остальное происходит с невероятной быстротой.

Кровь прорывается между его пальцами и заливает рубашку. Из дула пистолета струится дым. Отец Джон таращится на меня, и я вижу, как свет в его глазах угасает. Он валится на спину и с грохотом распластывается на полу, разметав в стороны безжизненные руки и ноги.

Я непроизвольно разжимаю пальцы и роняю пистолет. Грудь как будто зажата в тиски, легкие охватывает жаром, но я продолжаю безмолвно глядеть на распростертое передо мной тело. Отец Джон лежит неподвижно, из-под него вытекает лужица крови, и мне даже не надо проверять его пульс – я и так знаю, что он мертв. Мертв. Потому что я его застрелила. Я его убила.

Я судорожно втягиваю воздух, желудок тотчас прорезает спазмом, и я сгибаюсь пополам. Крепко зажмуриваюсь в надежде, что, когда открою глаза, кровь и смерть исчезнут, я буду лежать в темноте своей комнаты в Девятом корпусе, и все это окажется лишь ночным кошмаром. Я вновь обвожу гостиную взглядом: ничего не изменилось. В ноздри все так же бьет запах крови, у ног валяется пистолет, и отец Джон по-прежнему мертв.

В голове просыпается внутренний голос. Резко и настойчиво он советует мне убираться отсюда – здесь больше делать нечего, разве что умереть вместе со всеми остальными. Я хоть и понимаю, что голос прав, но не могу заставить себя сдвинуться с места. Я словно приросла к полу, в шоке от творящегося вокруг ужаса. От того, что я сделала.

Шевелись! – кричит мне голос. – Шевелись наконец, пока не поздно!

Я медленно поворачиваю голову, мой взгляд падает на дверь под лестницей, из которой появился отец Джон. Чувствую вес и контуры мастер-ключа в кармане, мысленно слышу, как Нейт рассказывает мне, что в подвале хранится не только оружие, а «много, много чего еще».

Делаю неуверенный шаг к двери, затем второй, за ним еще и еще, и вот я уже держусь за деревянный косяк и гляжу на ступеньки, по которым отец Джон поднимался – перед тем как я его застрелила – какую-то минуту назад. В свете лампочки вижу лестничную площадку подвала. Начинаю спускаться, крепко держась за перила, поскольку ноги могут подкоситься в любой момент.

На последней ступеньке спотыкаюсь и чуть не падаю, однако удерживаю равновесие и достигаю цели живой и невредимой. Передо мной железная дверь, о которой говорил Нейт. Ее поверхность тускло поблескивает. Достаю из кармана мастер-ключ, вставляю в тяжелый замок, поворачиваю влево. Ключ легко делает оборот – механизм работает плавно и бесшумно; дверь с глухим щелчком открывается. Я распахиваю ее и вхожу в одно из немногих помещений на всей Базе, где прежде никогда не была.

Над моей головой вспыхивают флуоресцентные лампы, и сердце уходит в пятки, однако холодное, слепяще-яркое освещение позволяет мне увидеть каждый уголок. Никого. Паника, охватившая меня, спадает, я внимательно осматриваюсь по сторонам.

Две стены целиком заняты металлическими стеллажами высотой почти под потолок. Несмотря на то что десятки и десятки стволов используются моими Братьями и Сестрами прямо сейчас, на полках все еще полно оружия. Сколько же его здесь.