После пожара

По воскресеньям он всегда говорит о Конце света, Последней битве, жертвах, трудностях, которые нам придется преодолеть, чтобы одержать победу над прислужниками Змея, но сегодня отец Джон просто лютует. Он рассказывает, что федералы поддерживают свою сатанинскую власть кровавыми жертвами: вырезают из чрева богобоязненных женщин нерожденных младенцев и пожирают их, посредством алкоголя и наркотиков сбивают людей с Истинного пути, а потом бросают в подземелья и накачивают их бензином, пока тех не разорвет на куски. Все эти и многие другие, куда более жуткие ужасы, стращает Пророк, ждут каждого из нас, если мы не убоимся праведного гнева Господня и не посвятим себя целиком и полностью служению во славу Его.

Окончив проповедь (после которой большинство моих взрослых Братьев и Сестер бледны как смерть, а почти все дети тихо плачут), отец Джон сообщает, что Всевышний послал ему радостную весть: Нейт Чилдресс, еретик, шпион из Внешнего мира и мерзкий прислужник Змея, мертв. Часовню облетают вздохи изумления, слышатся редкие аплодисменты, несколько радостных возгласов, а отец Джон милостиво улыбается, взирая на нас с амвона. Улыбается. И, клянусь, смотрит при этом прямо на меня.

Я стою неподвижно и выдерживаю взгляд этих глаз – тех самых, встречи с которыми прежде страшилась, которые, как я некогда верила, ясно видят Истинный путь. Больше я в это не верю, как не верю и в смерть Нейта. Я верю – знаю, – что у него все получилось, что он сумел сбежать и раствориться во Внешнем мире. Чего отец Джон никогда в жизни не признает.

– Теперь, когда ряды нашего Легиона очистились и более нет сомнений, что все его члены твердо стоят на Истинном пути, – продолжает он, – я готов сообщить, что Господь наш явил милость и открыл мне подлинно избранного нового Центуриона – человека, чья вера крепка, преданность нерушима, а служба будет беззаветна. С превеликим удовольствием объявляю Джейкоба Рейнольдса четвертым Центурионом Святой церкви Легиона Господня. Господь благ.

– Господь благ! – дружным хором отзываются мои Братья и Сестры. Все вскакивают со своих мест, аплодируют, радостно гомонят. Джейкоб встает, по его вечно красным щекам текут слезы; повернувшись лицом к амвону, он склоняет голову. Отец Джон отвечает ему таким же поклоном.

– Благодарю, отче, – хриплым от волнения голосом произносит Джейкоб. – Я буду служить Легиону до последнего вздоха.

– Не меня благодари, – отвечает Пророк, – а Всемогущего Господа нашего, ибо Он призвал тебя на службу, и Он не допускает ошибок.

Джейкоб молитвенно складывает руки и зажмуривает глаза, в то время как Братья и Сестры стекаются к нему по проходам часовни, чтобы обнять, поздравить и похлопать по плечу. Я наблюдаю за этим зрелищем и ничего не чувствую. Совершенно.

После обеда я работаю на огороде – копаю в сухой и твердой, как камень, земле неглубокие грядки, в которые Джо Нельсон засыплет семена. По воскресеньям во второй половине дня Легионеры, как правило, отдыхают, но на этой неделе мы все еще наказаны за то, что вовремя не разглядели натуру Нейта.

Напротив меня Элис поливает растения, высаженные вчера. Время от времени она поглядывает на меня не то с участием, не то с укором. Для меня предпочтительнее первое, но я в любом случае стараюсь не встречаться с ней глазами.

Солнце нестерпимо палит, день, как обычно, клонится к вечеру. Я осушаю бутылку воды, заново наполняю ее из-под крана позади Большого дома, выпиваю и эту порцию, чтобы охладиться и заодно обмануть урчащий от голода желудок. Один из двух положенных кусочков хлеба я съела на завтрак, а другой оставила на ужин, до которого еще далеко, как до следующей недели.

С головой ухожу в монотонную работу, слушаю стук железной тяпки об иссохшую землю. В какой-то момент мозг отключается, и впервые за последние дни я не думаю о Нейте, маме, Люке или отце Джоне. Я не думаю вообще ни о чем.

Когда звон колокола на часовне сигнализирует, что рабочий день окончен, я несу тяпку к крану с водой и отмываю металлическую головку до блеска. Оставить инструмент грязным и в лучшие времена грозило наказанием, а уж в той ядовитой атмосфере, что окутывает Базу сейчас, за это вполне можно получить сутки, а то и двое, в ящике.

Я иду через двор к самому дальнему из сараев: тяпку нужно повесить обратно на тот же крючок, с которого я ее сняла. Элис идет за мной с полупустым мешком семян, но не стремится нагнать меня, шагает в том же темпе, что и я. Хотелось бы верить, что она просто устала или погружена в собственные мысли, однако обмануть себя не выходит: я знаю, что она меня избегает. Практически все в Легионе избегают меня, потому что я дружила с Нейтом, а он оказался еретиком, как и моя мама.

В глубине души я испытываю желание развернуться и наорать на Элис, орать на нее до тех пор, пока она не поймет, что винить меня в поступках других людей несправедливо, что делать это не вправе никто, включая отца Джона. И все-таки я сдерживаюсь. Конечно сдерживаюсь.