После пожара

Несколько дней назад – не помню, когда именно, – я спросила у сестры Харроу, нельзя ли поставить в комнате телевизор, чтобы коротать долгие часы после КСВ. Она пообещала узнать, но с тех пор ни разу не упомянула об этом, так что, наверное, телевизор мне не разрешили. Как правило, если я сообщаю ей о желании подышать воздухом, она приходит за мной в определенное время и караулит меня, пока я прогуливаюсь по маленькому асфальтированному дворику. Колючей проволокой стены не обнесены – видимо, чтобы место не напоминало тюрьму, – однако они довольно высокие и гладкие, а двор совершенно пуст, если не считать одной небольшой скамеечки. Иногда я выхожу сюда погулять, но чаще всего остаюсь в комнате: рисую, записываю мысли, думаю и хожу кругами.

Сегодня все иначе. На часах то время, когда я должна быть занята, а я бездействую. Чувствую себя очень неуютно, как будто все пошло наперекосяк.

Ложусь на кровать, пытаюсь уснуть. Я постоянно испытываю усталость, вот и сейчас руки и ноги тяжелые, в голове туман, но, когда я закрываю глаза, легче мне не становится: напротив, мозг словно бы специально подбрасывает неприятные образы.

Джейкоб Рейнольдс, стоящий на коленях, в обмоченных джинсах.

Люк с ножовкой в руке и безумным блеском в глазах.

Нейт, мама, отец Джон.

Я открываю глаза и смотрю на часы: 10:11.

Снова проверяю время: 10:11.

И еще раз: 10:12.

Я уже сорок семь минут гипнотизирую часы, когда наконец слышу щелчок замка и сажусь в кровати. Сестра Харроу распахивает дверь. На ее лице по-прежнему нет улыбки.

– Тебя ждут, Мунбим, – произносит она. – С тобой все хорошо? Идем?

Я спрыгиваю с кровати.

– Да, я в порядке. Идемте.

Мы шагаем привычным путем, что ведет через коридоры к «Кабинету для интервью № 1». Перед тем как открыть дверь, сестра Харроу стучит в нее, и я с подозрением хмурюсь, потому что раньше она просто впускала меня в кабинет, где я дожидалась доктора Эрнандеса и агента Карлайла. Сестра Харроу делает шаг в сторону, и я вижу, что оба уже сидят за письменным столом.

Тот и другой оборачиваются в мою сторону. Я моментально догадываюсь: что-то не так. Агент Карлайл улыбается, и довольно убедительно, а вот у психиатра глаза красные и воспаленные, как будто он всю ночь не спал, и пепельно-серое лицо.

Я застываю на месте. Спрашиваю:

– В чем дело? Что стряслось?

– Входи, Мунбим, – приглашает агент Карлайл. – Спасибо, сестра, вы свободны.

Дверь за моей спиной со стуком закрывается. Я не отрываю взгляда от лиц на другом конце кабинета.

– Мунбим, проходи, садись, – говорит доктор Эрнандес.

Я не двигаюсь.

– Садись, – повторяет он, и в моем сердце занозой поселяется страх: мне кажется, что доктор едва сдерживает слезы.

Я медленно пересекаю кабинет и, как обычно, устраиваюсь в уголке вишневого дивана.

– Что происходит? – снова спрашиваю я.

Мужчины переглядываются. Я ощущаю внутри тугой ком.

– Объясните, в чем дело. – Мой голос заметно дрожит. – Пожалуйста.

Только бы не она. Только бы с ней ничего не случилось.

Доктор Эрнандес кивает.

– Мунбим, ты должна кое-что знать, – молвит он. – Это печальная новость, и я…

– Что-то с мамой? – перебиваю я.

– Нет, – отвечает доктор. – О твоей маме по-прежнему ничего не известно. Честное слово.

Узел, которым скрутило мои внутренности, чуточку слабеет. Я сверлю собеседников взглядом.

– Тогда что?

– Как я уже сказал, новость тебя расстроит, – заново начинает доктор Эрнандес. – Мы с коллегами посовещались, и, по моему – по нашему – мнению, у тебя достаточно сил справиться с этим переживанием. Что думаешь?

Я молчу. Как прикажете отвечать на этот вопрос?

– Будем считать, ты согласна, – заключает доктор Эрнандес. – Итак, Мунбим. Пожалуйста, вдохни поглубже и внимательно выслушай то, что…

– Люк мертв, – коротко сообщает агент Карлайл, глядя мне в глаза. – Умер прошлой ночью. Сожалею.

Доктор Эрнандес мечет на него разгневанный взгляд, однако агент Карлайл не обращает на это ни малейшего внимания и продолжает пристально смотреть на меня. Я не отвожу глаз, а разум тем временем лихорадочно пытается найти объяснение случившемуся.

– Но почему… – лепечу я. – Я не… Что произошло?

– Люк совершил самоубийство, – тихо произносит доктор Эрнандес. – У себя в комнате.

– Каким образом? – трясущимися губами выговариваю я.

– Подробностей лучше не…

– Скажите, что он сделал, – требую я.

– Зубами вскрыл вены на запястьях. – Агент Карлайл произносит эти слова медленно, с расстановкой. – Его увезли в больницу, однако он потерял слишком много крови. Врачи оказались бессильны.

Я не мигая смотрю на агента. Голова идет кругом, желудок вновь стягивает узлом, кожа горит. Господи.

Я вдруг вспоминаю, что говорила о Люке лишь вчера: ему уже не помочь. Я так хотела бы ошибаться, но, увы, знала, что права. Сломлен, подсказывает мне внутренний голос. Так ты о нем сказала. Он сломлен.