После пожара

– Без проблем, – отвечает психиатр. – Думаю, нам всем необходимо время проанализировать события последних дней, поэтому сеанса КСВ сегодня не будет. Пообедай и отдыхай.

– Я плохо сплю по ночам, – говорю я. – Может, получится поспать днем.

– Буду держать за тебя кулачки, – улыбается доктор Эрнандес.

Перед тем как уйти и запереть дверь, сестра Харроу, по обыкновению, дарит мне улыбку. Из окошка под потолком льется свет позднего утра. Из-за того что солнце стоит высоко в небе, а окно слишком мало, столб света не дотягивается до пола, но я встаю на цыпочки возле двери и подставляю лицо теплым лучам. Так я нежусь, покуда солнце не перемещается еще выше. Я могла бы влезть на стул, но это, пожалуй, уже перебор.

Вместо этого я сажусь за стол, беру из стопки лист бумаги и вооружаюсь толстым синим карандашом.

Второе воззвание Святой церкви Легиона Господня, в точности воспроизведенное всепокорнейшим Вестником Господним, отцом Джоном Парсоном

И будет так: когда приидет Конец света и Господь призовет верных Ему в Царствие Небесное, разразится страшная битва, подобия коей не знало человечество. Прислужники Змея сбросят личину, а те мужи и жены, что следуют Истинным путем, будут призваны послужить во Славу Господню.

ТЕ, ЧЬЯ ВЕРА КРЕПКА, КТО ВОССТАНЕТ ПРЕД ЛИЦОМ ЗЛА И ВОЗЬМЕТ В РУКИ ОРУЖИЕ ВО ИМЯ БОЖЬЕ, ВОЗНЕСУТСЯ НА НЕБЕСА И ВОССЯДУТ ОДЕСНУЮ ГОСПОДА, и суждено им вечное блаженство в райских кущах, озаренных сиянием комет, под сенью Благодати Господней.

ТЕ ЖЕ, ЧЬЯ ВЕРА ПРИТВОРНА, А В СЕРДЦЕ ЛОЖЬ, БУДУТ НИЗРИНУТЫ В БЕЗДНЫ АДА И ОБРЕЧЕНЫ ДО СКОНЧАНИЯ ВЕКОВ ГОРЕТЬ В ГЕЕННЕ ОГНЕННОЙ, ибо они суть еретики, недостойные милости Божьей. Имен их никто более не произнесет, а дела будут преданы забвению. Не станет их рядом с нами, и не будет пролито по ним ни единой слезы.

В ВЕЛИКИЙ ДЕНЬ КОНЦА СВЕТА ЯВЛЕНА БУДЕТ ВСЯ ПРАВДА, И КАЖДОМУ ВОЗДАСТСЯ ПО ВЕРЕ ЕГО. В сей славный день мужи и жены, чья вера крепка, оставят мрак за спиной и Вознесутся к свету. И возрадуется каждый, кто следует Истинным путем.

Господь благ.

После

Ровно в девять сестра Харроу приносит завтрак – сегодня в меню овсянка с бананами и кленовым сиропом и ярко-розовый грейпфрутовый сок в пластиковом стакане – и сообщает, что сеанс терапии с доктором Эрнандесом откладывается. Я осведомляюсь о причине, сестра отвечает, что не знает, но, когда придет время, отведет меня в кабинет. Уходя, она не улыбается. А до этого улыбалась всегда.

Я поглощаю завтрак медленнее обычного, затем меряю шагами комнату, не зная чем заняться. Видимо, стряслось что-то серьезное, поскольку доктор Эрнандес помешан на распорядке и нарушить его расписание может только какое-нибудь ЧП.

Что, если все остальные сеансы проходят как положено, шепчет мне внутренний голос, и задержали только твой? Тревога щупальцами оплетает сердце, я старательно гоню ее прочь. Что бы там ни случилось, вполне возможно, ко мне это не имеет никакого отношения. Может, не имеет, а может, наоборот.

Я морщусь и продолжаю ходить туда-сюда. От двери мимо стола к занавеске, отделяющей санузел, вдоль короткой стены с окошком, мимо кровати и обратно к двери, мысленно считая. На то, чтобы обойти всю комнату, я трачу двенадцать секунд.

Гляжу на часы над дверью: 9:48.

Сажусь за стол, пробую рисовать, но ничего не выходит. Не получается даже всегдашняя картинка, которую я могу нарисовать буквально с закрытыми глазами. Исписываю два листка хаотичной вязью толстых цветных линий, похожей на детские каракули, затем вновь принимаюсь мерить комнату шагами. Сосредоточенно наматываю круги, заставляю себя не считать их и, кажется, спустя вечность вновь бросаю взгляд на часы: 10:03.