После праздника

Но он звонил. Он разменивал много «пятнашек» и находил исправный автомат. Он понимал, добрый, умный мальчик. Правда, Ольга Кирилловна еле дотягивала от звонка его до звонка.

…И тут он сказал: «Это мама. В молодости». А Ольга Кирилловна не сдержалась, фыркнула. Вот оно что, оказывается… Как они видят нас, наши дети.

Можно было бы сообразить, что пора такая наступит. Что их мнение, их оценка только и будут нас волновать. Не начальства, не друзей — их, наших детишек. И тоже нам будет казаться, что шкала могла подняться и повыше. Тем более родственники как-никак. Не о поблажках речь. Впрочем, рассчитываем мы именно на поблажки. А если храбрости хватит, признаемся — на любовь.

По пути с работы Валентина в овощной магазин зашла — естественно, сразу к заведующей, Тамаре. Та руками развела: «Если бы я знала! Были днем свежие помидоры, но все разнесли». Валентина для приличия все же присела в закутке у Тамары, похвалила ее новые сапоги, поулыбалась и встала. Тут-то Тамара спросила:

— Правда, что твоя дочка замуж выходит?

Валентина удивилась:

— Откуда ты знаешь?

— Да не помню, кто-то сказал…

Валентина от ясного ответа уклонилась:

— Да разве их, молодых, разберешь! Ходит один паренек, вроде милый, воспитанный. А там уж как время покажет.

Тамара вдруг пригорюнилась.

— Ох, — вздохнула, — говорят, переменились времена, девки сами все решают, сами судьбой своей распоряжаются, а все же главное — вовремя замуж выйти… Ты гляди, — помолчав, Тамара продолжила, — гляди в оба. Тут нельзя пускать на самотек. Пусть все тебе докладывает, каждое свое действие. Иначе беды не оберешься.

— Ну здрасте! — усмехнулась Валентина. — Как это я ее заставлю докладывать? Захочет — скажет, а нет — так нет. Сама, что ли, наших деток не знаешь?

— Знаю, — Тамара совсем закручинилась, — потому и говорю. А между прочим, все новшества, они только на поверхности. Взглянуть же в корень — все, как было, так и остается. Если хочешь, конечно, чтобы получилось по-хорошему, правила надо соблюдать. С родителями, например, жениха вы знакомы?

Валентина не ожидала такого поворота, смешалась:

— Да ну тебя, Тома! Так ведь и вопрос пока не ставился: мол, жених. Ну встречаются они, учатся вместе. А что, возможно, поженятся, так это я вообще узнала вот-вот.

— Ха-ха! — Тамара сощурилась зловеще. — Типичная современная мамаша. А значит — от-ста-лая, — раздельно произнесла. — Теперь, кстати, в брак вступают не так, как мы в свое время, в чем придется. Все соблюдается — и длинное платье и фата. Смотри, повторяю, вглубь. От прежней неразберихи снова вернутся к  у с т о я м, вот увидишь. Ты дочку замуж отдашь, а куда, а кому? Может, ты, конечно, не все говоришь, притворяешься…

— Да что ты, Тамара! — Валентина ее прервала. — Вовсе я не притворяюсь, просто рано еще все это и выяснять и обсуждать. Уж от кого ты узнала… Словом, если свадьба и состоится, то не завтра, уж поверь.

— Ну-ну, — Тамара пробурчала. — Ты ведь знаешь, как я к тебе отношусь. Только добра желаю… Сама-то со своей единственной как намаялась! Этот мой зятек — нет слов, как разъехаться с ними хочу. Кончится тем, что здесь, — она обвела взглядом свой закуток, — вот здесь прямо и поставлю себе раскладушку. Лишь бы домой не идти, не видеть их. Правда, уже терпения нету. С мужем развелась, думала, вздохну, так зять на голову свалился и оказался похлестче еще моего пьяницы. Да что, мой прямо-таки ангел, можно сказать, был, а этот!..

Валентина помолчала сочувственно.

— Ну ладно, — сказала, — я пойду. А ты не расстраивайся, береги нервы.

— Завтра заходи, — Тамара ей напомнила. — Оставлю тебе килограмма два. Если только не очень будут зеленые.

Настроение у Валентины испортилось. Не от отсутствия помидоров. Тамара что-то разбередила, какую-то муть подняла со дна души. Ну надо же, все лезут со своими советами, домыслами — вот чем оборачиваются хорошие отношения. Все вроде бы право имеют. Да лучше помидоры на рынке брать, а с такими, как Тамара, не фамильярничать.

Но на рынке уж больно дорого, Валентина вспомнила. И еще сильнее огорчилась. Сама виновата, опять длинный язык подвел: одному шепнешь, а дальше понеслось, не воротишь. Тревожно было, смутно. Внимание окружающих, их осведомленность показались вдруг тягостными, раздражающими. Ну какое кому дело? Неужели предстоит всем все объяснять? Да наплевать! А наплюешь, наплетут за спиной такое, что и вообразить трудно.

А что в конце концов? В чем и перед кем надо оправдываться?! И вместе с тем, сколько себя ни убеждай, если мнением людским дорожишь, значит, и не играй в независимость. Подлаживайся, подробнейше объясняй, лукавь, хитри — тьфу! — а иначе нельзя.

Хорошо. Татка сейчас не выйдет замуж. Переживем. Выйдет потом. Сделаем вид, что сами так решили, что считаем — все к лучшему. Улыбаться, беззаботность изображать — слава богу, есть навык.

И тут Валентина сама себя смутилась. Ах, дура я, чурка! Что за гнусь лезет из меня… А о Татке, о дочке своей, забыла?