Масштабы экономического расслоения были воистину ошеломляющими. Поместья римских сенаторов походили на города с форумами, храмами, фонтанами, банями и даже ипподромами. Годовой доход богатейших хозяйств составлял 384 тыс. солидов — более полутора тонн золота! — то есть равнялся примерно стоимости годовой продукции 80 тыс. крестьянских ферм, а дома рангом пониже получали доход «всего» в 72 тыс. солидов.
В наши времена полторы тонны золота стоят около 2,55 миллиарда рублей или почти 35 миллионов долларов. С учетом разницы в покупательной способности золота с эпохой поздней античности эту сумму надо увеличить раз в двадцать минимум. Сиречь в XXI веке сенаторская латифундия приносила бы 700 миллионов долларов чистого годового дохода. А если учитывать минимальную потребительскую корзину, то итоговая сумма становится недоступна воображению. Такие доходы даже не снились современным нефтяным монополиям, Apple или Google…
Тем не менее, даже во времена процветания самым многочисленным социальным слоем оставалось молчаливое крестьянское большинство, колоссальные 85–95 процентов населения. Многие крестьяне были безземельными. Их положение не назовешь хорошим, но и безнадежным именовать тоже нельзя. В целом жизнь трудящихся классов IV века улучшилась по сравнению со смутными временами вековой давности. Небогатые крестьяне ели из посуды, изготовленной фабричным способом, носили одежду из покупных тканей, и жили в домах под крышами из черепицы, сделанной на мануфактурах. Никогда в истории, ни до, ни после IV–V веков, уровень и качество жизни на юге и востоке Римской империи не были так высоки, как в те времена.
Новое богатство стало неисчерпаемым источником государственных доходов. Государство знало, кто платит основную массу налогов, и защищало своих налогоплательщиков — за дойной коровой стоит ухаживать! Император Константин, внимательно следивший за налоговыми поступлениями, принял законы в защиту низших классов, исходя из которых составлялись индикции (бюджетные оценки), взыскивались долги и даже писались договоры аренды.
Фискальная мощь империи проникала повсюду: епископ Синезий из Киренаики говаривал, что на североафриканских нагорьях живут люди, которые считают, будто Агамемнон, сын Атрея, все еще царствует — и при этом отлично знают о существовании императора, именем которого с них требовали налоги.
Экономический бум Востока, однако, не означал устойчивого процветания. Порой наступали времена жестокого неурожая и голода, как, например, в 384–385 годах в Сирии. Улицы сирийских городов переполнялись беженцами из сел, где погибающие люди пытались есть траву.
Всегда и везде были бедняки, вроде дрожащего от холода свинопаса, с которым святой Мартин поделился своим теплым плащом. Полуголые, бездомные люди прятались в портиках и переулках всех позднеримских городов и надеялись лишь на человеческую жалость да на храмовую благотворительность.
На Западе возрождение сельских районов было неоднородным. Диоклетиан и Константин израсходовали фантастические суммы на укрепления по Рейну и Дунаю, но небезопасность проживания в пограничных зонах надолго вогнала эти регионы в депрессию. А вот в более спокойных провинциях — в Британии, прибрежной Испании, Северной Италии и Южной Галлии — началось оживление сельской жизни и настоящий бум строительства вилл. Большинство хозяйств, хоть и были невелики, умеренно процветали и даже наращивали производство.
Помимо удачно основанного Константином Нового Рима, большой подъем испытали Медиолан, Равенна и Аквилея. Сельское хозяйство, промышленное производство и торговля после денежной реформы Константина кое-где достигли уровня наивысшего расцвета. Даже Галлия почти оправилась от набегов и мятежей.
Впрочем, системный долгосрочный упадок городов и сел Запада не прекратился, они будто застыли в прошлом. Зато к V веку достигли максимальной величины имения римской аристократии, поглотившие клочки земли независимых ранее крестьян.
Гораздо хуже ситуация обстояла во внутренних землях Испании и Италии, где численность населения после бедствий III века так никогда и не восстановилась. В целом демография этих краев показывала прирост, но количественно так и не поднялась до уровня, предшествующего «Киприановой чуме» и гражданским войнам, при всем повышении благосостояния. Площадь обрабатываемых земель в западных провинциях неуклонно сокращалась. Более того: в конце IV века резко растет число письменных источников, свидетельствующих об опустении итальянских провинций и о том, что многие земли оставались необработанными и были заброшены.
Шестьдесят лет спустя после смерти Константина, в 401 году, в одной лишь Кампании, до тех пор самой плодородной и населенной области Италии, насчитывалось 52 842 югера земли, заболотившейся или заброшенной из-за отсутствия производящих хозяев.