После Шоколадной Войны

Брекин поднял руку и, ткнув языком в щеку, изо всех сил метнул мяч. Мяч плюхнулся в воду рядом с мишенью. Из толпы понеслись крики и смех, и Брекин раскланялся на все четыре стороны.

Он снова повернулся к цели, поднял руку, остановился и ждал. Изучал цель. Толпа притихла. Воздух наполняли легкие звуки музыки калипсо. Брекин бросил мяч, но мягко, без спеси и энергии. И Оби стало ясно, что теперь Брекин лишь совершил движение, не стараясь угодить в цель. Затем Брекин взял последний мяч и бросил его уверено и спокойно, но и на этот раз мяч прошел лишь рядом с мишенью. Он обернулся, пожал плечами и немного улыбнулся.

Оби старался не смотреть на Арчи, но все равно вопреки своей воле это делал. Арчи все еще был в кресле, и теперь на половине его лица обозначилась улыбка. Что было на другой половине, Оби не видел. Не хотел видеть и знать.

Толпа начала рассеиваться, и зазывало снова зажонглировал мячами, умоляя кого-нибудь: «Попадите в цель и искупайте парня». Все продолжали игнорировать его призыв, и расходились, стараясь не встречаться друг с другом глазами. Потеряв смысл своей миссии, зазывало озадаченно закачал головой и с любопытством взглянул на Арчи с вопросом в глазах. Оби знал, о чем: «Почему никто не хочет тебя искупать?»

«Хороший вопрос», — подумал Оби, и он знал на него ответ. Ответ его возмутил. И более чем возмутил — расстроил. Даже когда Арчи стал жертвой, его проклятие продолжало его хранить.

— Ладно, парень, — развел руками зазывало, обращаясь к Арчи. — Выходи. Не стоит тут сидеть день напролет…

Арчи изящно соскочил с кресла, громко шлепнув об асфальт обеими ногами. Оби из толпы смотрел на повязку «ПНИ МЕНЯ», наискосок закрывающую свитер Арчи. И никто, конечно же, не пнул Арчи, не толкнул его и не вывалял в грязи. Арчи шел через толпу. Несколько парней посмотрели на эту повязку и затем быстро отвернулись в сторону. Оби пробовал подавить свое разочарование. Он понимал, что, если не нашлось того, кто бы искупал Арчи, то уж никто и не захочет его пнуть.

«Но дождемся гильотины», — тихо сказал себе Оби. — «Только дождемся, когда опустится лезвие, и тогда Арчи Костелло больше не улыбнется».

---

— Что ты здесь делаешь, Керони? — спросил Брат Лайн, сидя за столом. Он пытался рассмотреть, что происходит за дверью. — Это — Керони, не так ли?

- Да, это я, — ответил Дэвид, беззвучно закрывая за собой дверь и держа что-то за спиной в руке.

Окна были закрыты, но через них слабо доносились звуки празднества Дня Ярмарки: карнавальный танец калипсо, приглушенные выкрики зазывалы, вопли толпы.

Брат Лайн сурово посмотрел на него.

— Я не слышал дверного звонка. Керони, ты вошел без звонка?

Дэвид Керони кивнул. Он был рад удивлению Брата Лайна. Удивление было одним из ключевых элементов команды. «Застать Брата Лайна врасплох в День Ярмарки, когда он меньше всего бы этого ожидал». Дэвида радовала ясность его внутреннего голоса. Радовало и то, что в этой ситуации он держал себя под контролем, все было ясным, четким и красивым. Ясность была для него словом дня.

— Повторяю, — отрезал Брат Лайн. — Повторяю: Что ты здесь делаешь?

— Задерживаюсь, — сказал Дэвид.

— Задерживаешься?

— Да, — ответил Дэвид, наслаждаясь замешательством Лайна и его удивлением.

— Не понимаю.

— Задерживаюсь, Брат Лайн, происходит от слова задержка. Ученики задерживаются после уроков, когда они нарушают порядок или желают исправить оценку.

— Не надо читать мне лекции, Керони, — сказал Брат Лайн, вставая на ноги и выталкивая из-под себя стул.

— Я не собираюсь читать вам лекции. Я просто говорю, что у нас будет маленькая задержка, чтобы кое-что сделать не по правилам, нарушить привычный порядок…

О, ему пришелся по нраву взгляд Брата Лайна — взгляд, который говорил: «Ты сошел с ума, Керони?». Взгляд, говорящий о неверии собственным глазам, взгляд неожиданного удивления и любопытства, и больше ничего. Керони был нужен именно момент страха. Но не сейчас.

— Ты сошел с ума, Керони?

— Я — нет, Брат Лайн. Не сейчас. Возможно, я сошел с ума раньше. Перед «буквой»…

— Какой еще буквой?

На мгновение он забыл о коде и назвал это «буквой» и почувствовал к самому себе полное отвращение. Но как теперь использовать реальную «букву» снова. Особенно для Брата Лайна.

— «F», — ликуя произнес Дэвид. И все пошло замечательно, как по плану, его ясное сознание, бойкие и четкие слова, когда он произносил их. — Шестая буква алфавита. Но ужасная буква…

Лайн передвинул ноги и прислонился к столу.

— Скажи мне, что все это значит? — потребовал он голосом, взрывающимся от внезапного всплеска его власти — фальшивой власти, Керони это знал.

— Это о той «F», что вы мне поставили, — сказал Керони, точно так, как он когда-то планировал это сказать. — И об этом, — добавил он, доставая руку из-за спины и взмахнув мясничьим тесаком.

— Убери это, — сказал Лайн, тут же став просто учителем, словно его кабинет был классом, а Керони его единственным учеником.

Керони не ответил, он просто улыбнулся, позволив улыбке впитаться в лицо.