Читаем После войны. История Европы с 1945 года полностью

Вена в 1989 году, таким образом, была хорошим местом, откуда можно было «думать» о Европе. Австрия воплощала в себе все самодовольные атрибуты послевоенной Западной Европы: капиталистическое процветание, подкрепленное богато обеспеченным государством благосостояния; социальный мир, гарантированный благодаря рабочим местам и льготам, щедро распределяемым между всеми основными социальными группами и политическими партиями; внешняя безопасность, обеспеченная негласной защитой западного ядерного зонта, — в то время как сама Австрия оставалась «нейтральной». Между тем, за реками Лейта и Дунай, всего в нескольких километрах к востоку, лежала «другая» Европа, полная унылой нищеты и тайной полиции. Расстояние, разделявшее их, прекрасно отражалось в контрасте между напористым, энергичным Вестбанхофом Вены, откуда бизнесмены и отдыхающие садились в изящные современные экспрессы до Мюнхена, Цюриха или Парижа, и мрачным, неприветливым Зюдбанхофом: убогим, грязным, подозрительным сборищем нищих иностранцев, прибывающих грязными старыми поездами из Будапешта или Белграда.

Точно так же, как две главные железнодорожные станции города невольно признавали географический раскол Европы — одна обращена оптимистически, выгодно на запад, другая небрежно уступает восточному призванию Вены, — так и сами улицы австрийской столицы свидетельствовали о пропасти молчания, отделяющей спокойное настоящее Европы от ее дискомфортного прошлого. Внушительные, уверенные в себе здания, выстроившиеся вдоль большой Рингштрассе, напоминали о бывшем императорском призвании Вены — хотя само Кольцо казалось каким-то слишком большим и грандиозным, чтобы служить обычной артерией для пассажиров средней европейской столицы, — и город по праву гордился своими общественными зданиями и гражданскими пространствами. В самом деле, Вена очень любила вспоминать о былой славе. Но относительно более недавнего прошлого она была решительно сдержана.

А наиболее молчаливым город был о евреях, некогда населявших немало его центральных домов и сделавших большой вклад в живопись, музыку, театр, литературу, журналистику и идеи, которые воплощала Вена на пике своей славы. И жестокость, с которой венских евреев изгоняли из их домов, вывозили на восток от города и выжигали из его памяти, была ответом на вопрос, почему в нынешней Вене царила виноватая тишина. Послевоенная Вена, как и послевоенная Западная Европа, была величественным сооружением, возведенным на неописанном прошлом. Большая часть тех событий произошла на землях, подконтрольных Советскому Союзу. Именно поэтому о них так быстро забыли (на Западе) или заставили замолчать (на Востоке). После возвращения Восточной Европы прошлое было не менее недосказанным, но теперь о нем непременно надо было говорить. После 1989 года ничто — ни будущее, ни настоящее, ни тем более прошлое — не могло быть таким, как прежде.

Следовательно, решение написать историю послевоенной Европы пришло в декабре 1989 года, однако я не брался за его воплощение на протяжении многих лет. Вмешались обстоятельства. Оглядываясь назад, могу сказать, что это было к лучшему: многие вещи, которые сегодня стали немного понятнее, тогда еще были окутаны туманом. Открылись архивы. На место неизбежного беспорядка, которое сопровождает любые революционные изменения, пришла упорядоченность, и теперь можно было различить хотя бы некоторые из далекоидущих последствий переворота 1989 года. Отголоски землетрясения 1989 года еще долго давали о себе знать. Когда я в следующий раз был в Вене, город пытался обустроить десятки тысяч беженцев из соседних Хорватии и Боснии.

Три года назад Австрия оставила свою старательно выпестованную послевоенную автономию и вошла в Европейский Союз, чье появление как игрока на европейской арене стала прямым следствием восточноевропейских революций. Приехав в Вену в октябре 1999 года, я увидел, что Вестбанхоф весь обклеен плакатами в поддержку Партии свободы Йорга Хайдера. Несмотря на свое нескрываемое восхищение «славными воинами» армии нацистов, которые «выполняли свой долг» на восточном фронте, он получил на прошлогодних выборах 27% голосов, сыграв на чувстве тревоги своих соотечественников и непонимании ими тех изменений, которые претерпел их мир за последнее десятилетие. После почти полувека покоя Вена, как и остальная Европа, вновь вошла в историю.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее