После войны. История Европы с 1945 года

Прежде всего, это история ослабления Европы. Государства, которые ее составляли, после 1945 года больше не могли претендовать на международный или имперский статус. Два исключения из этого правила — Советский Союз и, в определенной степени, Великобритания, — были лишь полуевропейцами даже в собственных глазах, и в любом случае под конец временного промежутка, о котором здесь идет речь, сами существенно ослабли. Большинство других стран континентальной Европы были унижены поражением и оккупацией. Европа не могла самостоятельно избавиться от фашизма, как и не способна была без внешней помощи сдерживать коммунизм. Послевоенную Европу освободили — или заточили? — посторонние. Только благодаря значительным усилиям и через много десятилетий европейцы смогли вернуть контроль над собственной судьбой. Лишенные своих заокеанских территорий, бывшие морские империи Европы (Великобритания, Франция, Нидерланды, Бельгия и Португалия) на протяжении этих лет вернулись к своему европейскому ядру, направив внимание внутрь, на саму Европу.

Во-вторых, в течение последующих десятилетий ХХ века произошел упадок «больших нарративов» европейской истории — великих исторических теорий XIX века с присущими им моделями прогресса и изменения, революции и трансформации, которые питали политические проекты и общественные движения, и разорвали Европу на части в первой половине следующего века. Эту историю можно постичь только с панъевропейской перспективы: угасание политического запала на Западе (за исключением маргинализированного интеллектуального меньшинства) сопровождалось — по совсем другим причинам — потерей политической веры и дискредитацией официального марксизма на Востоке. В какой-то недолгий момент в 1980-х действительно начало казаться, что правые интеллектуалы могут возродить еще один проект XIX века демонтажа «общества» и отказаться от государственной политики ради рынка без ограничений и минималистичного государства; но этот порыв прошел. После 1989 года в Европе не было всеобъемлющего идеологического проекта с правого или левого крыла политического спектра — за исключением обещания свободы, которая для большинства европейцев уже стала реальностью.

В-третьих, запоздало и в значительной мере случайно на смену прежним амбициозным европейским идеологиям прошлого пришла скромная «европейская модель». Рожденная из эклектического сочетания социал-демократического и христианско-демократического законодательства и крабообразного институционального расширения Европейского сообщества и его преемника Союза, она была специфически «европейским» способом регулирования социального взаимодействия и межгосударственных отношений. Европейский подход распространялся на все — от ухода за детьми до международного права — и означал нечто большее, чем обычные бюрократические практики Европейского Союза и его членов. В начале XXI века он стал путеводной звездой и примером для желающих присоединиться к нему, а также глобальным вызовом для Соединенных Штатов и конкурентной привлекательности «американского образа жизни».

Это совершенно неожиданное превращение Европы из географического понятия (к тому же весьма проблематичного) в ролевую модель и магнит, одинаково привлекательный и для людей, и для стран, происходило медленно и постепенно. Европа не была «обреченной на величие». Ее появление в таком качестве точно никто не мог предусмотреть ни в обстоятельствах 1945 году, ни даже в 1975-го. Эта новая Европа точно не была заранее продуманным совместным проектом: никто не собирался ее создавать. Но когда после 1992 года выяснилось, что Европа таки заняла это новое место в международном порядке, ее отношения, в частности с США, предстали в новом ракурсе — как для европейцев, так и американцев.

Четвертая тема, вплетенная в историю послевоенной Европы, — ее сложные и нередко ошибочно оцененые отношения с Соединенными Штатами Америки. Жители Западной Европы хотели привлечь США в европейскую политику после 1945 года, однако в то же время возмущались этим привлечением и тем упадком, который наступил для Европы. Более того, несмотря на присутствие США в Европе, особенно после 1949 года, обе стороны «Запада» оставались очень отличными друг от друга. В Западной Европе отношение к «холодной войне» существенно отличалось от той панической реакции, которую она вызвала в Штатах. Так что, как мы впоследствии убедимся, дальнейшую «американизацию» Европы в 1950-1960-х годах часто преувеличивают.