Произнеся эту сентенцию, я заметил на лицах присутствующих почтение. Забавно, подумал я, как остро в определенных обстоятельствах проявляется потребность в чьей-то власти, под кровом которой можно укрыться. В конце концов, человечество – не более чем беззащитные общности, нуждающиеся в том, кто подаст физическую или духовную надежду. Это объясняет многое и в том числе – новейшая история Европы и всего мира это доказывает – многие ужасы.
– На скотство, – повторил я.
И одновременно окинул взглядом – взглядом беглым, незаметным и меланхолическим – шеренги бутылок на полках бара, двоящиеся в зеркалах позади. Во рту и в горле было так сухо, словно их выстлали промокательной бумагой. Я отдал бы все на свете, включая недавно обретенный престиж и статус легендарного сыщика, за коктейль из тех, которые подавал Майк Романофф в своем ресторане в Беверли-Хиллз.
– В настоящее время, – подвел итог верный Фокса, – вы лучше, чем ничего.
Никто не нарушил возражениями более или менее одобрительное молчание. Даже Малерба пересилил себя и промолчал. Но всем видом своим задавал вопрос: «Да что он вам там нарасследует? Я его знаю как облупленного!» Нахат Фарджалла и чета Клеммер приняли выбор. Что же касается Жерара, Эвангелии и Спироса, то они рта не раскрывали и, внимательно следя за своей хозяйкой, вполне удовлетворились ее безмолвным согласием.
– Что нам известно о докторе Карабине? – спросил я мадам Ауслендер.
Она дотронулась до своих колец и слегка пожала плечами:
– Его паспорт, как и ваши, лежит у меня в кабинете. Место рождения – Смирна, возраст – пятьдесят два года, доктор медицины.
Она замолчала, продолжая теребить кольца. Мы не сводили с нее пытливых глаз. И после недолгой внутренней борьбы мадам Ауслендер сдалась:
– Вселился в отель две недели назад.
– Один?
– Да.
– Общался ли он с кем-нибудь особенно тесно?
– Ни с кем, насколько я знаю.
– Мы с ним сыграли несколько партий в шахматы, – охотно вмешался в беседу Клеммер.
– Разговаривали?
– О пустяках, ничего важного. Он был человек сдержанный, учтивый… В шахматы играл неважно. Я выиграл у него три партии, он у меня одну, а две мы свели вничью.
Я уже почти не слушал. Еще раньше я краем глаза смотрел на Жерара, а теперь наблюдал за Рахиль Ауслендер – меня заинтересовало выражение ее лица.
– Это не все, правда? – рискнул я.
Она задержала на мне взгляд. Потом уклончиво повела рукой:
– Кто я такая, чтобы…
И смолкла. Я терпеливо ждал, не сводя с нее глаз. Теперь все уставились на нее. И вот наконец она пожала плечами:
– Мои постояльцы…
– Понимаю… – подбодрил я ее. – И ценю ваш такт. Но вы ведь сами видите, в каком положении мы все оказались.
Этот довод подействовал.
– Полиция Корфу, – наконец решилась она, – еженедельно наведывается сюда и проверяет паспорта.
– Но Карабин, по вашим словам, поселился на Утакосе две недели назад?
– Да.
– Значит, его документы полиция видела?
– О том и речь.
– И?
– Ну, здесь придраться было не к нему.
– Здесь? На Корфу?
– В Греции. И, насколько я знаю, везде за пределами его страны.
– А там?
В Турции, отвечала она, по словам греческой полиции, дело обстояло иначе. Еще несколько месяцев назад Кемаль Карабин был владельцем частной клиники, переживавшей тяжелые времена. Он оказался по уши в долгах, под угрозой ареста имущества, но тут от скончавшейся пациентки ему достались какие-то деньги. Убегая от кредиторов, доктор первым же самолетом улетел в Афины, а оттуда перебрался на Корфу. Отель мадам Ауслендер на острове Утакос стал его временным убежищем – местом, где можно было пересидеть и незаметно дождаться, когда уляжется шумиха.
– У Греции есть договор с Турцией об экстрадиции?
– Нет.
– Ах вот оно что… Интересно. А можно ли взглянуть на его паспорт?
– Можно, я полагаю.
Тут меня осенило:
– А наши?
– Зачем вам? – удивилась она.
– Чтобы познакомиться поближе.
Она оглядела нас и, убедившись, что моя идея всеми одобрена, поднялась и ушла к себе в кабинет.
– Не вижу связи между Карабином и Эдит Мендер, – сказал Малерба.
Пако Фокса не промедлил с ответом:
– Он делал вскрытие или, по крайней мере, детально осматривал тело погибшей.
– И что с того?
– И мог обнаружить нечто такое, чего знать не следовало.
– Кому?
– Не знаю. Убийце или ему самому.
Я повернулся к присутствующим. Взглянул на Веспер Дандас:
– Между вашей покойной подругой и доктором были какие-то отношения? Они были знакомы раньше?
– О нет! – ответила она, но тут же добавила уже не так уверенно: – Насколько я знаю… – Она закусила губу. – Ну и ну… Из-за вас я засомневалась.
– В чем?
– В том, были они знакомы раньше или нет.
– Как по-вашему, это возможно?
– По-моему, нет… Не знаю.
– Вы видели, как они разговаривали?
– Кажется, они слова друг другу не сказали.
– Это ничего не значит, – влез Фокса.
– Теперь, когда вы заставили меня вспомнить, – продолжала она, – мне кажется, они избегали друг друга. Вернее, Эдит избегала его. Мне он внушал какую-то безотчетную неприязнь, но…
– Ваша подруга как-нибудь отзывалась о нем?
– Нет, иначе я бы запомнила.