Последнее дело Холмса

– Ой. – Он вгляделся, и выражение его лица изменилось. – Верно!

Я обшарил карманы убитого. В одном нашлись пачка турецких сигарет «Измир» и коробок спичек с логотипом отеля. Фокса наблюдал за моими действиями.

– Прикуривал от двух спичек? – удивился он.

– Или один окурок принадлежит не ему.

– Убийце? Тот, кто курил здесь, – это он?

– Возможно. Я бы сказал даже – вероятно.

– Может быть, сам Карабин выбросил спичку на террасу или в сад?

Я взглянул на стеклянную дверь:

– Поищем. И там, и внизу.

Я снова взглянул на убитого. Страннее всего была поза, в которой он сидел, – приподнятая над столом правая рука словно указывала на что-то. Я продолжал смотреть, не прикасаясь к нему. А указывала она на старый экземпляр «Зефироса», греческого журнала о кино и театре: в павильоне на пляже у тела Эдит Мендер такие лежали целой стопкой.

– Его усадили за стол уже мертвого, – заключил Фокса.

Я осмотрел пол, ища для подтверждения пятна крови или следы борьбы.

– Нет. Его убили, когда он сидел, убийца подошел сзади. В противном случае кровь хлынула бы в другую сторону и разбрызгалась бы по полу. А тут, обратите внимание, она потекла из-под затылка вертикальной струйкой, пачкая рубашку.

– А эта вытянутая рука?

– Кто-то постарался придать ей такое положение.

Сказавши это, я остановился, потому что сам засомневался в правоте своего вывода. Однако Фокса зажегся этой идеей.

– Это можно объяснить окоченелостью?

Я снова оглядел картину убийства.

– Может быть, и так. А может быть, руку чем-то подперли снизу.

Лицо Фокса просияло.

– Подперли чем-то, а когда нанесли удар – убрали?

– Хорошо соображаете, друг мой, – сказал я одобрительно.

– Это не мое соображение или не вполне мое. Этот ход я использовал в романе Франка Финнегана «Смерть в Сицилии». А позаимствовал… дай бог памяти… у Роя Викерса. Или еще у кого-то вроде.

– Но подошло идеально.

– Ваша дедукция просто ошеломляет, – сказал он, с каждой минутой проникаясь ко мне все большим уважением.

– Когда доктора убили, рука его лежала на каком-то предмете сантиметров двадцати высотой. По какой-то причине убийца, когда труп уже остыл и окоченел, убрал этот предмет со стола.

– На это потребовалось бы часа три-четыре. И все это время он находился в комнате? Завидное хладнокровие.

Я внимательно осмотрел стол и не обнаружил ничего подходящего по высоте, разве что несколько книг, составленных стопкой, – два руководства по психиатрии (одно было на немецком), сборник шахматных задач и роман «Джентльмены предпочитают блондинок». Потом взглянул на застекленную дверь, ведущую на общий балкон. Окна были по-прежнему закрыты деревянными ставнями.

– Вряд ли убийца провел здесь столько времени. – Я подошел к двери и тщательно осмотрел ее тоже. – Скорее всего, он, совершив преступление, вышел отсюда.

Взявшись за ручку платком, я стал открывать внутреннюю створку и обнаружил возле задвижки ставни маленькое буроватое пятнышко.

– Кровь, – отметил я.

Ручаться было нельзя, но имелись все основания считать так. Это вполне могло быть кровью.

– Стало быть, убийца вышел отсюда?

– Я в этом почти уверен.

– А потом вернулся?

– Несомненно.

– А зачем?

– Не знаю. Но именно тогда он убрал со стола предмет, который поддерживал руку доктора.

– Три-четыре часа спустя.

– Или даже больше.

– О дьявол… Какая выдержка.

Я задумался, стараясь выстроить цельную картину. Фокса выжидающе смотрел на меня:

– Ну?

– Во время второго своего прихода он закрыл ставни, – наконец заговорил я. – Снаружи сделать это было невозможно – щеколды только внутри. И на этот раз выйти ему пришлось через дверь номера: может быть, на общем балконе кто-то был, и ему не хотелось, чтобы его видели.

– Как же он вышел, если потом дверь оказалась заперта изнутри на ключ и на задвижку? – в смятении вопросил Фокса.

Я обвел номер рукой:

– Видите здесь еще один выход?

– Нет тут никакого выхода.

– То-то и оно. Мне кажется, наш злодей гениально использует обстоятельства. Он не только рассчитывает, но еще и импровизирует.

Однако и после этого мой собеседник, как и следовало ожидать, не признал себя побежденным:

– Ну не знаю… Он мог спрятаться, к примеру, в шкафу или в ванной и выскользнуть, пользуясь суматохой. Или… – в полном отчаянии он всплеснул руками, – под кровать залезть.

Я позволил себе ухмыльнуться насмешливо и самоуверенно – точно так же, как когда-то ухмылялся по адресу Брюса Элфинстоуна в первом эпизоде «Обряда рода Масгрейвов».

– Не обижайтесь, друг мой, но такое бывает лишь в романах для чтения в поезде, а не в реальной жизни.

– Вы, разумеется, имеете в виду мои романы.

Я уклончиво повел плечами:

– Вспомните – мы все толпились в коридоре.

– Но дверь…

Я взглянул на него многозначительно:

– Вы ведь знаете, Ватсон…

– Знаю. Если отбросить невозможное, то, что останется, каким бы невероятным оно ни казалось, должно быть истиной.

– Порой мы делаем выводы на основе первого впечатления, но разум убеждает нас в обратном.

После этих слов он впервые за все это время улыбнулся мне как соучастнику и пробормотал:

– Снова классическая загадка запертой комнаты.

– Похоже на то. Нераскрываемые преступления.