Последнее дело Холмса

Мадам Ауслендер с присущей ей энергией никого из остальных постояльцев в коридор не впустила, а отправила в читальню с повелением ждать. Они повиновались со скрежетом зубовным – больше всех негодовал Пьетро Малерба, – но вот наконец коридор опустел. Спирос и Эвангелия взяли на себя заботы о них внизу, Жерар ушел в кабинет, чтобы связаться с полицией Корфу, а хозяйка встала в дверях номера, наблюдая, как мы с Фокса осматриваем тело доктора.

– Сделайте, что в ваших силах, – не рассчитывая на многое, сказала она.

Я в очередной раз поразился, с какой естественностью она вменила мне в обязанность осмотр тела, равно как и то, с какой безмолвной готовностью Фокса принял на себя роль помощника. Несмотря на мой долгий опыт киноактера, я впервые понял ту огромную силу, с которой художественный вымысел воздействует на людей. И мне в голову пришел эффектный сюжетный ход для какого-нибудь сценария: бандиты грабят банк, берут заложников, и от оказавшегося среди них актера, в обычной жизни человека малодушного, чтобы не сказать трусоватого, но на экране неизменно предстающего героем, все, включая и налетчиков, ждут подвигов. Когда все это кончится, надо будет подкинуть эту идею Малербе, подумал я. Джимми Стюарт в главной роли, разумеется. Ким Новак сыграет кассиршу. Великолепный сюжет для похотливого толстячка Хичкока, которому так нравится мучить на экране хорошеньких женщин.

Я отогнал эту мысль и занялся трупом. Судя по цвету кожных покровов, по температуре и прочим приметам, доктор был мертв уже несколько часов – предположительно, с прошлого вечера. Внимание привлекали два странных обстоятельства. Во-первых, на голове у него оставался парик, только надет он был задом наперед. Во-вторых – и это было еще удивительней, – окоченевшая правая рука, ни на что не опираясь, висела в воздухе сантиметрах в тридцати от столешницы.

Сбитый с толку Фокса повторял:

– Как такое возможно? Кто может умереть в такой позе?

– Никто не может, – ответил я.

– Рука могла окоченеть в таком положении?

– Сомневаюсь. Кто-то ей такое положение придал.

Я обернулся к мадам Ауслендер, стоявшей в дверях:

– А вы как считаете?

Она только отмахнулась, показывая, что чаша ее терпения переполнена:

– Какой-то кошмарный сон. Наяву так не бывает.

– Однако перед нами реальный труп. И уже второй.

Она вздрогнула, но ничего не ответила. Я переключил все внимание на доктора: наклонился, чтобы поближе рассмотреть рану.

– Ему в основание черепа вонзили узкий острый предмет.

Сказал я и тотчас поймал на себе многозначительный взгляд Фокса. И на столе, среди бумаг, возле пепельницы с тремя окурками и коробочкой дорожных шахмат заметил красной кожи длинный и узкий чехол с двумя отделениями: в одном лежали стальные ножницы, украшенные чеканкой, другое было пусто.

– Простите.

Я пошел к себе в номер и вернулся с ножом для разрезания бумаг. Он, несомненно, был из этого же набора. Несколько театральным жестом я вытащил из верхнего кармана пиджака платок и, держа им нож, вложил его в кожаный чехол: вошло как по мерке. После минутного размышления я извлек его и сантиметра на два вставил острие в рану – совпало идеально. Потом оглядел Фокса и мадам Ауслендер с видом актера, окончившего монолог и ожидающего аплодисментов.

– Где вы его взяли? – спросила ошеломленная хозяйка.

– Сейчас расскажу. История не вполне обычная.

– Это орудие убийства?

– Вне всяких сомнений.

– Зачем же вы его брали в руки? Надо было спрятать до приезда полиции – ведь там могут быть отпечатки пальцев.

– Уверен, что, кроме наших с ним, – я показал на Фокса, – больше ничьих отпечатков там нет.

Испанец не сводил с меня широко открытых глаз. Потом в изумлении затряс головой.

– Невероятно, – пробормотал он.

Я продолжал рассматривать парик на голове убитого, нелепо сидевший задом наперед.

– Либо Карабин второпях сам надел его неправильно, либо это сделал убийца после того, как заколол доктора.

– Напялил задом наперед? – удивилась мадам Ауслендер. – Намеренно?

– Точно сказать невозможно. – Я наклонился, разглядывая парик, и заметил на нем два сгустка крови. – Может быть, парик свалился на пол, а убийца поднял его и нахлобучил…

– С какой целью?

– Может быть, хотел что-то прикрыть.

Я приподнял парик, но на бледном лысом черепе не было ни раны, ни ссадины. Я вернул парик на прежнее место.

– А может быть, убийца хотел поглумиться над своей жертвой или адресовать нам эту зловещую шутку.

– О господи…

Я взглянул на пепельницу – фарфоровую, с логотипом отеля. Хотел сказать что-то, но тут появился Жерар: полиция Корфу требует на связь владелицу заведения. Они с хозяйкой ушли, а я остался в обществе Фокса и покойного Карабина.

– Что скажете относительно этого? – Я показал на пепельницу.

Фокса насмешливо скривил губы:

– Предполагаю, что здесь курили, Холмс.

Я не поддержал его тон:

– Вы смотрите, но по-прежнему не видите. Три плюс один равняется четырем, причем не от случая к случаю, а всегда.

– И что из этого следует?

– Вы располагаете данными и владеете методом. Используйте это. Здесь три окурка и четыре обгорелые спички.