Последнее «долго и счастливо»

– Рафал сказал, что однажды Софи все равно вернется к нему, – отдуваясь, сказала Агата, отгоняя рукой невидимые щекочущие пылинки. – Может, он не стал преследовать ее потому, что уверен в этом? Возможно, он не понимает, как сильно Софи любит Тедроса.

– Или очень хорошо понимает, как сильно она его любит, – загадочно ответил Мерлин, вынимая из своей шляпы обед – мясной пирог с курицей и блюдо с кресс-салатом.

– Что ты хотел этим ска… – начала было Агата и тут же оборвала себя: – Как, мы будем есть прямо здесь?! На виду у злодеев, которые могут оказаться поблизости?

– Феи из Гилликина о нас позаботятся, – сказал Мерлин, поднимая руку с пучком кресс-салата. – Присмотрите за нами, мои милые?

Агата подумала, что старый волшебник совсем спятил. С кем он разговаривает? Какие феи? Но потом она увидела, как стебельки кресс-салата постепенно тают в воздухе, словно их объедает кто-то невидимый…

– Невидимки, – широко улыбнулась она. – Это не пыльца в воздухе – это невидимые феи!

Она представила, как вокруг них вьются крошечные невидимые феи, взмахивая своими прозрачными крылышками. Было время, когда феи казались Агате изнеженными и, в общем, бесполезными существами, чем-то вроде насекомых. Одну фею она, между прочим, даже проглотила в свой первый школьный день. А сейчас Агате вдруг ужасно захотелось увидеть этих милых крошечных невидимок. Она вытянула руку, чувствуя, как феи прикасаются к ней, щекочут кожу своими крылышками, и улыбнулась, когда сумела расслышать тихое-тихое жужжание в воздухе…

Но улыбка сошла с лица Агаты, как только она увидела приближающихся к подножию холма Софи и Тедроса. Они шли совсем рядом друг с другом, едва ли не в обнимку.

– Мерлин, скажи, я… – начала Агата, чувствуя, как застревают в горле слова, которые она хотела произнести. – Скажи, я правильно поступаю?

Мерлин внимательно посмотрел на маленькие фигурки Софи и Тедроса, отхлебнул из кубка с вином, который втащил из своей шляпы, и не спеша заговорил:

– Позволь мне рассказать тебе историю об отце Тедроса, Агата. Спустя несколько лет после рождения Тедроса король Артур пришел однажды ко мне в пещеру и потребовал снадобье, которое позволит ему шпионить за его королевой Гвиневрой. Он был уверен, что она по ночам убегает из замка, и хотел узнать, куда и зачем. Честно говоря, озабоченность короля поведением королевы не была чем-то новым. Еще когда они были учениками школы, Артур делал все, чтобы убедить Гвиневру, что именно он, и только он, – ее настоящая любовь. В то время за сердце Гвиневры он соперничал с рыцарем Ланселотом, на стороне которого были определенные преимущества. Ланселот, видишь ли, был таким же книгочеем и любителем животных, как Гвиневра, – Артур похвастаться тем же самым не мог. И так уж случилось, что Ланселот был лучшим другом Артура. Артур не мог не заметить, как Ланселот и Гвиневра тянутся друг к другу, и недвусмысленно дал понять рыцарю о своих видах на юную красавицу. Притом Артур прекрасно понимал, что Ланселот не ровня ему в том, что имеет такое большое значение для любой девушки, – рыцарь уступал Артуру и в красоте, и в богатстве, и в знатности, и в славе… Так что, когда Гвиневра и Артур были зачислены в группу героев, а Ланселота назначили помощником будущего короля, Артур убедил Гвиневру, что именно он – самый лучший для нее выбор. И то сказать – зачем ей выходить за простого рыцаря, когда она может стать женой самого короля?

Мерлин снова отхлебнул из кубка и продолжил:

– Артур убедил Гвиневру, что она нужна всему Камелоту, поскольку он, Артур, не видит другой королевы, и потому она просто обязана выйти за него, чтобы исполнить свой священный долг служения Добру. Трудно найти девушку, которую не убедили бы эти слова, особенно если их произносит такой благородный, решительный и могущественный парень, как Артур… Короче говоря, они сыграли роскошную свадьбу, и вскоре у них родился прелестный мальчик, наследник, о котором мечтал Артур. Но даже теперь король не желал расстаться со своими подозрениями. Он вел себя как ревнивый школьник – пытался следить за Гвиневрой, хотел убедиться, что она никого не любит, кроме него. Артур не находил себе места, лишился сна, словно понимал, что добился ее руки силой. К тому времени, когда король явился ко мне в пещеру требовать средство, которое может подтвердить – или опровергнуть, – верна ли ему Гвиневра, он уже превратился в сердитого, одержимого навязчивой идеей и сгорающего от ревности человека. В тот день я сказал Артуру, что есть лишь одно волшебное средство, способное ему помочь, – он должен позволить Гвиневре покидать по ночам замок, и делать все в точности так, как она желает.

Мерлин горестно вздохнул, прежде чем вернуться к своему рассказу: