Последнее «долго и счастливо»

– Артур был болен, это ясно. Я сказал ему, что те десять лет, пока он пытался держать под своим контролем волшебную сказку – свою и Гвиневры, отказывая королеве в праве иметь личную жизнь, привели его на грань безумия. Человек не может управлять судьбой – он может лишь научиться держать ее удары. Все эти годы Артур боялся, что Гвиневра не любит его, но единственным способом преодолеть этот страх было посмотреть в глаза правде. Насильно удерживать Гвиневру от ее настоящей любви – к королю или кому-то другому, не важно – значало лишить и самого Артура, и его колоеву счастья. Ни он, ни она не могли понять и проверить, истинна ли их любовь друг к другу.

Волшебник допил остатки вина из кубка и продолжил:

– Вместо этого они продолжали мучить друг друга, тормозя подлинное окончание своей волшебной сказки… Стоит ли говорить, что Артур объявил все сказанное мной бредом, меня самого – предателем и ушел из пещеры, сказав, что между нами все кончено. Позднее он тайком возвратился и выкрал у меня снадобье, меняющее пол человека. Вскоре Гвиневра бежала с Ланселотом, Артур заочно вынес своей королеве смертный приговор, а мне пришлось покинуть чудесного маленького мальчика, которого я воспитывал.

Когда Мерлин посмотрел на Агату, глаза его блестели от слез.

– Теперь Тедрос постоянно оживляет в памяти историю своего отца, – сказал он. – Между прочим, став королем, он унаследует от отца и смертный приговор своей матери, его никто не отменял. Старое опять становится новым, моя дорогая, и прошлое нагоняет нас. Только теперь на месте Гвиневры ты, сомневающаяся, что можешь стать королевой для ее сына – точно так же, как сама Гвиневра сомневалась, может ли она быть королевой его отца. Однако Гвиневре не хватало сил, чтобы вести себя с Артуром честно и откровенно. Она робела, хотя и знала, что не сможет быть счастлива в Камелоте. Она лгала и себе, и ему, тем самым позоря своего короля. Но ты девочка умная, мудрая даже, и Тедросу повезло, что он выбрал именно тебя. Решающее отличие между тобой и его матерью заключается в том, что ты не боишься подвергать сомнению сказку, в которой живешь, и благодаря этому история Артура и Гвиневры не повторится. В твоей душе заложено стремление к Добру, даже если ради этого тебе приходится отпустить на свободу своего принца и позволить ему проверить свою любовь. Даже если это обернется тем, что в конечном итоге ты его потеряешь. Понимаешь ли, Агата, ни тебе, ни мне, ни кому-либо еще не известно, оправданы ли твои сомнения. Сможешь ли ты стать королевой Камелота? Действительно ли Софи настоящая любовь Тедроса? Уничтожит ли Софи кольцо Директора? Ответы на эти вопросы никто не знает.

Мерлин глубоко вздохнул и закончил:

– Но в отличие от Артура, пришедшего в тот день ко мне в пещеру, ты готова отпустить на свободу прошлое и принять неведомое будущее. И это именно то, что сохранит живым Добро, каким бы ни было надвигающееся на него Зло.

К этому времени Агата, уже не скрываясь, рыдала навзрыд, но не от обиды или боли. Это были светлые, очищающие душу слезы. Мерлин обнял ее и, дав выплакаться, дождался, когда она немного успокоится. А как только старый маг услышал, как она высморкалась в его лиловый плащ, он улыбнулся и тут же подсунул ей вазочку с фисташковым мороженым. Агата рассмеялась сквозь высыхающие слезы и принялась зачерпывать ложечкой ароматное бледно-зеленое лакомство.

– На самом деле я вовсе не такая добрая, как ты сказал, – хмыкнула она, облизывая ложечку. – В самый первый день в школе, когда нас привели в Леденцовый зал, я… я откусила и съела от него целый кусок. Большой.

– Да ты что? – рассмеялся Мерлин. – Точь-в-точь как я. Я тоже там целый угол отгрыз.

Позади них послышался чей-то смех. Они обернулись и увидели выходящих на вершину холма Софи и Тедроса.

– И вот представь себе: я в девчоночьем теле, волосы у меня на голове слипаются от краски, я только что приехал по шоколадному облаку на шоколадной сосульке, которой управляла крыса, я приготовил целую речь, чтобы выступить перед тобой, но прежде чем я успеваю произнести хотя бы слово – бабах! – и ты уже шарахнула меня по голове книгой. Кстати, что это была за сказка?

– Не помню. «Аладдин», кажется, – хихикнула Софи.

– Увесистая! – трясясь от хохота, заметил Тедрос. – Но хуже всего знаешь что? Не знаешь! А то, что речуга, которую я для тебя подготовил, была на самом деле классной!

Софи еще громче захохотала, уткнувшись головой в плечо принца.

Агата никогда раньше не слышала, чтобы Тедрос смеялся так громко, так весело и заразительно. И никогда не видела принца таким оживленным, радостным, расслабившимися. Да и Софи выглядела так непринужденно, словно у них с Тедросом были давние и очень близкие отношения, о которых Агата ничего не знала. При виде этой парочки Агату начало подташнивать, ее буквально подмывало оторвать Тедроса от размалеванной красотки и увести его куда подальше.

Но тут в ее голове всплыли слова Мерлина, и гнев пропал. Она взглянула на Софи и Тедроса как бы новыми глазами.