Последнее письмо из Греции

Я хочу повернуться, но теряю опору.

Соскальзывая назад, я цепляюсь руками за веревку, чтобы подняться, но в результате зависаю над палубой под нелепым углом, пытаясь встать на ноги и не в силах выпрямиться. Тео обхватывает меня за талию.

– Отпусти руки, я тебя поймаю.

Я не хочу, чтобы меня спасали, но Тео всегда появляется, когда нужен, будто послан помочь.

Врожденное упрямство не дает сдаться спасателю. Я смеюсь над абсурдностью положения. Удержаться на веревке все труднее, но я просто не могу остановиться. По лицу безудержно струятся истерические слезы, мышцы живота болят от неудобной позы, в которой я непрочно вишу. Слышу, как Тео внизу начинает смеяться, и сдаюсь, позволяя опустить меня на палубу.

Он разворачивает меня, и мы оба хохочем. Смех постепенно стихает. Тео смотрит на меня с такой нежностью.

– Мне очень жаль, что все так вышло, Софи. Но сейчас я тебя осуждаю лишь за то, что пыталась от меня уйти и повисла над лодкой, как безумный циркач на трапеции.

На его лице появляется улыбка, настроение меняется от серьезного до игрового.

– Иногда нужно позволить кому-нибудь себя поймать, Софи. В твоей жизни было столько боли, столько потерь. Не пора ли немного порадоваться? Полюбить?

Он пронизывает меня испытующим взглядом, проникающим глубоко в душу. Я заслужила счастье, знаю.

– А тебе не нужна любовь, Тео?

Я задела струну – мы осторожно обходим тему, которой оба боимся. Травма брошенного ребенка заставляет его сопротивляться любви. Он мягко прикасается губами к моим. Внизу живота вновь вспыхивает желание.

– Нам нужно помочь друг другу все наладить. Обоим. Ты мне очень нравишься, я не в силах этого остановить и, по правде сказать, даже боюсь.

Я облегченно выдыхаю, что он не отгораживается от меня и открывает доступ к сердцу. Я бросаюсь к нему на шею и притягиваю к себе. Прогоняю поцелуями боль и открываю новую возможность, оптимистичную – оказывается, все может быть хорошо. Пока не придется уезжать.

– Да, тебе пора рыбачить, деревня голодает, а я чувствую себя виноватой!

Обольстительная улыбка на его лице говорит о том, что думает он о чем угодно, только не о работе. Он проводит пальцем по моим губам: прикосновение, которого я так жажду.

– Пойдем ко мне, а завтра, обещаю, наловлю рыбы. Сегодня хочу поймать тебя.

Я не могу сдержать ухмылку, но у меня есть еще одна тема для разговора, такая же насущная и очень трудная.

– Нужно обсудить кое-что еще.

– Что на этот раз? – с игривым вздохом спрашивает он, так же, как и я, желая продолжить наше воссоединение.

Я осторожно отодвигаюсь – слишком велико искушение растаять в его объятиях.

– Давай сядем.

Он хмурится, но делает то, что прошу, и мы садимся на корме напротив друг друга.

– Кажется, твой отец знал мою мать.

Как я и ожидала, он смотрит на меня озадаченно, поэтому поясняю, как могу, чтобы избежать недопонимания:

– Между маминой картиной, поиски которой привели меня в Метони, и твоим отцом, возможно, есть связь. Помнишь фотографию, которую я видела в Каламате, на ней был один человек из Метони? Оказывается, это Григор, твой отец.

Я рассказываю ему о встречах с пристально смотрящим на меня человеком, о том, как он отреагировал на встречу со мной. Потом достаю из кармана телефон.

– Вот фотография, которую мне прислал Тони Джовинацци. Это твой отец?

Я передаю Тео телефон, показывая на расплывчатую фигуру. Он берет его, тыча в экран и разглядывая лицо на снимке. Экран освещает в темноте профиль Тео. Он медленно переводит глаза с фотографии на мое лицо.

– Не понимаю, Софи. Да, это отец. Фотография старая, но это он.

Держа телефон, Тео роняет руки на колени. Проведя рукой по густым темным волосам, он поворачивается к морю, словно пытаясь осмыслить еще одно столкновение наших миров.

– Когда это было?

– По-видимому, лет двадцать назад в Афинах.

Тео снова смотрит на фотографию.

– Ты так похожа на мать – у тебя такие же волосы и серые глаза. И я похож на отца. Здесь они где-то нашего возраста, как мы сейчас.

Он улыбается фантастической мысли, но я хотела бы это обсудить. Я все еще в замешательстве. Как его отец вообще оказался рядом с моей матерью? И я до сих пор не уверена, тот ли Григор изображен на картине. Я без конца рассматриваю фотокопию, но фигура настолько расплывчата, что черты определить невозможно. За исключением глаз, которые почти совпадают по цвету. Но когда я раньше видела Григора, он как будто неосознанно напоминал мне картину.

Тео возвращает телефон и целует мою руку.

– Софи, здесь нечего бояться, просто спросим у него. Это, наверное, совпадение. Еще одно, да, ну и что. Я уверен, что найдется простое объяснение тому, что ты думаешь: боится он тебя или расстроен. Как я уже говорил, с ним тяжело. Но мы все узнаем вместе, обещаю.

Он отметает странный случай, как что-то незначительное. Тео легче: отец жив, и ему можно задать любой вопрос. А мамы нет, и спросить некого.

Глава 23

Проснувшись в постели Тео, воссоединившись, как физически, так и духовно, я успокоилась, словно в мире все встало на свои места.