Последнее письмо из Греции

Я еще барахталась в стране снов, а Тео с первыми лучами солнца ушел рыбачить, оставив записку:

Не уходи. Поваляйся в постели. Сегодняшний день – наш. Завтра в обед пойдем к yiayia печь апельсиновый пирог. Потом познакомишься с отцом, и мы обо всем его расспросим.

Т. х

Спокойствие сменяется тревогой: я осознаю, как важен завтрашний обед. Я сгораю от нетерпения, что придется ждать так долго. Понятия не имею, как поведет себя Григор. Встреча важна – может, хоть одна тайна раскроется, даже если это не мамина картина.

Я лениво потягиваюсь. Что с того, если я проведу день в постели, ожидая возвращения Тео с работы, словно какая-то соблазнительница? Как я и боялась, он отвлекает меня от поиска, и я не могу насытиться. Но и он не может развеять навязчивую идею увидеть его отца.

Я уже видела реакцию Григора, когда я одна, но увидев меня с Тео, он может совсем сойти с ума.

Через неделю я уезжаю из Метони и должна хоть что-то выяснить. Но с другой стороны, это может оказаться очередным совпадением.

* * *

Когда на следующее утро мы с Тео идем по берегу к дому бабушки, он время от времени сжимает мою руку. Понимает, как я нервничаю. Я с ужасом представляю, что я встречусь с Григором.

Тео не видел, как его отец на меня смотрит, но у него все впереди.

Когда он ведет меня к дому, расположенному над пляжем, оттуда открывается потрясающий вид на море. Побеленные стены блестят на нещадно палящем полуденном солнце. Встреча с семьей Тео для меня и для нас очень важна во многих отношениях. Но мне нужно понять, отчего так расстраивается Григор.

Тео открывает дверь и кричит:

– Kaliméra, yiayia! Baba. Eínai o Theo kai i Sophie.

Изнутри доносится громкий, быстрый ответ на греческом. На кухне нас встречает пожилая женщина во вдовьем одеянии. Невысокая, метра полтора ростом, в черном платье и с золотым крестиком на шее – единственным украшением. Темные с проседью волосы собраны в строгий пучок на затылке, без единого выбившегося волоска.

Тео нас знакомит, и она, тепло улыбаясь, протягивает руку.

Она очень приветливая, но я помню, как Тео описывал бури, скрывающиеся в ее душе. Не хотелось бы попасть в немилость.

– Kalosirthes, София, eímai i Юлия. Xéreis na milás Elliniká?

Мы уже на «ты», но, боюсь, Юлию разочарует мой ответ на вопрос о знании греческого.

– Chaíromai pou se gnoríizo! Sygnómi, miláo líga Elliniká.

Я говорю, что рада с ней познакомиться и извиняюсь за бедный греческий.

– Ты хорошо говоришь.

Она с любопытством смотрит на меня.

– Я совсем не говорю по-английски… Тео поможет.

– А твой отец дома? – нервно спрашиваю я Тео, стремясь поскорее покончить с формальностями.

Он переспрашивает у бабушки и переводит ответ.

– Еще не вернулся. Пошел в деревню. Он ненадолго.

Тео успокаивающе сжимает мне плечо. Изящная yiayia и не подозревает, что у меня к ее сыну невероятно важный вопрос.

Кухня хорошо оборудована, с островком под решеткой, с которой свисают бесчисленные медные кастрюли всех форм и размеров. В углу стоят стол и деревянные стулья, а в центре – большое блюдо с апельсинами и лимонами. На газовой плите уже что-то булькает в кастрюлях, источая соблазнительные ароматы, от которых текут слюнки. Кухонная арка ведет в большую столовую, двойные двери которой выходят в сад.

За лужайкой – море, похожее на сияющую полоску шелка.

Я пытаюсь отогнать навязчивый страх перед приближающейся встречей с Григором, и с головой ухожу в приготовление пирога. Юлия зовет меня присоединиться к ней. У нее уже куча свежего слоеного теста – фило, и она знаками изображает, что надо сделать, тыча в меня ножом и разделочной доской. Я начинаю измельчать фило.

– Mikró! Mikró! – говорит она, что, насколько я знаю, означает «мелко», поэтому разрезаю кусочки на крошечные кубики, и, кажется, теперь ей нравится.

Работа тяжелая – теста не меньше килограмма.

Тео легко общается с бабушкой. Он ее смешит, и я замечаю, с какой огромной любовью она смотрит, как он разливает кофе. Поблескивая хитрыми глазами из-под полуприкрытых век, пристально наблюдает, как мы переговариваемся, касаемся друг друга и тайно переглядываемся. Тео с усмешкой передает мне их разговор.

– Ты ей нравишься, но она беспокоится, как ты справишься с тестом, потому что ты не гречанка. Она считает, мы очень подходим друг другу.

Я, слегка улыбаясь, продолжаю измельчать выпечку, рука болит от усилий. Тео кладет руку мне на шею.

– Она говорит, заметно, что… мы влюблены.

Я осторожно кладу нож на деревянную доску, и на мгновение мир вокруг с кастрюлями и тестом тает. Мы переглядываемся, и я спрашиваю свое сердце:

– А мы влюблены?

Он смотрит на меня в поисках ответа.