Последнее письмо из Греции

Я с его портретом в дрожащих руках. Я перед утраченной маминой картиной. Картиной, на которой изображен он. Его картиной.

Меня охватывает необъяснимый ужас от того, что вот-вот произойдет. Я вопросительно смотрю на него, ожидая рассказа.

– Папа, это Софи. Но, кажется, ты уже знаешь, – хмурится Тео.

Он словно обвиняет отца.

Григор не отвечает, но подходит, не отрывая от меня глаз, и забирает портрет. Во взгляде его видна боль. Он тяжело дышит, и на глазах появляются слезы.

– Я хочу… тебе … сказать… прости.

Его сбивчивое извинение искреннее.

– Я не хотел тебя расстроить. Я объясню, Софи. Увидев тебя в деревне, я даже испугался, ты так похожа на мать. Я словно увидел призрака, духа, посланного мне за грехи. Твоя мать предполагала, что придет время и ты меня найдешь.

Он, грустно улыбаясь, смотрит на картину.

– Теперь я знаю, что ее больше нет.

Он садится в кресло, и по его щекам катятся слезы. Тео так же ошарашен, как и я, и садится на корточки перед отцом. Он быстро что-то говорит, показывая на меня. Жаль, что я не понимаю, о чем речь.

Но его отец молчит. Я слишком напугана, чтобы задавать вопросы. В голове полная неразбериха. Я не понимаю, откуда он знает маму и почему у него ее картины. Что он имеет в виду, говоря, что «я его найду», и чьи инициалы на картинах? Уж точно не мамины. Несмотря на рой вопросов в голове, я нема как рыба. И отчаянно пытаюсь расшифровать то немногое, что знаю.

Григор ставит портрет на тумбочку и, достав из кармана носовой платок, вытирает слезы. Он поднимает голову и наконец обращается ко мне.

– Извини, когда я тебя увидел – это был шок. Твоя мать говорила, что умирает, что больна. Увидев тебя в Метони, я понял: случилось непоправимое. Удивление смешалось с горем: Линдси меня покинула.

Я слышу мамино имя в устах незнакомца, и в голове отдается стук сердца.

Голос Григора дрожит, выдавая отчаяние.

– А потом узнал, что вы с Тео… Как это сказать? Дело осложнилось.

Он улыбается с грустной иронией, которую я еще не понимаю.

– Как… как вы познакомились с мамой? – едва слышно пищу я.

– Мы с Линдси познакомились давным-давно, тридцать лет назад, когда она приезжала летом в Метони. Она рассказала мне о тебе, Софи. Она всегда о тебе говорила. Когда я впервые ее увидел, она рисовала на пляже. Вот это…

Он указывает на стену, на картину, которая занимала все мои мысли с тех пор, как я обнаружила ее копию в мамином гардеробе.

– Твоя мать – самая красивая женщина, которую я встречал. Мы влюбились друг в друга с первого взгляда.

Я сжимаю ручку кресла, на которое опираюсь, и медленно в него погружаюсь, чувствуя, как холодеет кожа и подкатывает тошнота.

Тео поворачивается ко мне, и по его ошеломленному взгляду ясно, что это для него тоже новость. Он кивает отцу, как и я, желая, чтобы тот продолжил рассказ.

– Мы нашли друг друга, когда уже не надеялись, что полюбим снова. Вы с Тео оба были маленькими, когда это началось. Но без проблем не обошлось. Деревня у нас небольшая, но мы все же сумели скрыть любовь. Я все еще был женат, хотя мать Тео ушла от меня за много лет до встречи с Линдси. Мы с Линдси не могли показаться вместе, из-за позора, который бы навлекли на себя и на семью.

Он грустно опускает голову.

– Молодым людям это понять трудно. В те времена обычаи были строже, чем сейчас, мы не могли быть вместе. Да и позже тоже. Много лет мы тайно встречались каждое лето в разных частях Греции. А между встречами вели переписку. Писали письма. Прости, Теофилос. Я и от тебя это скрывал.

По моему лицу катятся слезы: мне грустно, оттого что мама так и не осмелилась об этом рассказать. Я сожалею и сержусь, что она скрыла от меня такую важную часть своей жизни, отказывалась приехать сюда со мной, как бы я ее ни упрашивала. Утраченная любовь, из-за которой она страдала, это не отец, как я считала. Это был Григор.

Я смотрю на Тео, севшего на пол, он опустил руки на колени и не может пошевелиться. Еще не встретившись, мы уже были связаны друг с другом. Но для чего? Повторить ошибки родителей или их исправить?

Григор шумно вздыхает и кладет ладони на колени, собираясь встать.

– Твоя мать сказала, что однажды ты можешь приехать сюда, Софи. У меня для тебя кое-что есть.

Он медленно поднимается и выходит из комнаты, тяжело волоча ноги и оставляя нас в полной растерянности. Я поднимаюсь. У меня нет слов, я чувствую себя не в своей тарелке. Тео притягивает меня к себе. Я даже плакать не могу. Будто читая мои мысли, он говорит:

– Софи, для меня это ничего не меняет, я тебя люблю.

Мне необходимо это подтверждение – все вдруг кажется таким неопределенным.

– Я тебя тоже люблю, Тео. Просто… отправляясь искать мамину картину, я не ожидала ничего подобного и даже представить не могла, что тебя встречу. А родители знали друг друга тридцать лет.

Что это, еще один знак, что вселенная сводит нас или хочет развести? Кажется, наша тяга друг к другу была предопределена, почти передана по наследству, и мне даже не по себе, это почти кровосмешение. Все мучительные вопросы выстраиваются в очередь и ждут возвращения Григора.