Последнее поколение

А цергард Эйнер посвятил последние дни улаживанию дел, изучению легенды (отвратительно сложная, она требовала держать в голове массу непривычных мелких деталей) и отдаче распоряжений на время своего отсутствия. И самым строгим из них было: никого из посторонних, ни под каким видом близко не подпускать к камере 7/9; случись кому проявить к её обитателям повышенный интерес — убивать безжалостно и тела прятать в топь.

Цергарду очень, очень хотелось, чтобы пришельцы дожили до его возвращения (если таковому вообще суждено было состояться). Однако, даже меры столь строгие, гарантировать их безопасность не могли. Оставалось лишь уповать на волю Создателей…

Удивительно мирным выдался перелёт — будто и не было кругом войны. Молчали орудия, и вражеские истребители не беспокоили в пути. Если бы не зверский холод да парашют за спиной, путешествие можно было бы счесть приятным. Сидели молча, каждый думал о своём под мерный гул моторов…

Цергард Эйнер прикидывал в уме, как далеко на северо-восток могли продвинуться соединения Федерации за пять дней наступления, и не следовало ли повременить с вылетом до тех пор, когда они продвинутся ещё дальше? Хотя, где гарантия, что наступление, организованное им на скорую руку, за это время не захлебнётся, и Квандор не вернёт свои позиции? Нет, лучше воспользоваться преимуществом малым, чем и его утратить, понадеявшись на большее…

Агард Тапри в это время вёл смертный бой с собственным любопытством. «Не твоё дело — задавать вопросы и вникать, твоё дело — приказы выполнять, точно, в срок и по-молодецки!» — внушал он себе в уме голосом прежнего своего начальника, форгарда Сорвы. Но проклятое любопытство брало вверх, и ненужные вопросы жёлтым болотным ужом ползли в голову. Куда они летят? На квандорский фронт, это понятно. Зачем летят? Неизвестно, и не особо интересно. Но зачем они тащат с собой арестованного крумского доктора — неизвестно, непонятно и интересно до страсти! Набраться, что ли, наглости, спросить по прилёте? Господин цергард бранить не станет, может быть даже и ответит, но подумает наверняка плохо. «Зачем мне такой любопытный адъютант, уж не шпион ли?» — вот как он подумает. Лучше уж помалкивать, может, со временем дело прояснится само?

А не дававший ему покоя доктор Гвейран сначала пытался заснуть, чтобы скоротать время, даже овец считал, но сон не приходил. В голову лезли нехорошие мысли; чем дольше он обдумывал предприятие, тем безумнее оно ему казалось. Почему-то он вообразил, что в планы цергарда Эйнера входит десантирование на вражеской территории с парашютами, и разыгравшееся воображение рисовало яркие картины расстрела парашютистов в воздухе. Он представлял себе, как болтается, беспомощный, в ночном небе, а воздух вокруг прорезают огненные пунктиры автоматных очередей, метал рвёт живую плоть, чёрная кровь струями хлещет вниз, и медленно-медленно приземляются… тьфу, нет в этом мире такого слова, опускаются истерзанные трупы. И ладно бы их, трупов этих, было три. Так нет! В представлениях своих Гвейран почему-то обязательно оставался жив, долго разыскивал убитых своих спутников, горевал над их юными телами, прятал в топь. Тут его брали в плен, вели в пыточную камеру, оснащённую пилорамой… В общем, он успел пережить адские муки, прежде чем сообразил, что всё-таки спит, и видит дурной повторяющийся сон.

А разбудила его болтанка. Самолётик трясло страшной мелкой дрожью. Казалось, ещё немного, и повылетят из его бедного корпуса все болтики, шпоночки и прочие крепёжные элементы, развалится летучая машинка на части — тут им всем и конец. Гвейран трусом не был, но летать на технике столь устрашающе-архаичной не любил, что правда, то правда. Наверное, ему не удалось скрыть эмоции, потому что цергард Эйнер наклонился и, оттянув вбок кислородную маску, проорал ему прямо в ухо, стараясь пересилить рёв моторов:

— Ничего страшного, над горами всегда так… — потом с силой ударил ногой в дверь кабины и заорал ещё громче, — эй там, полегче, не арматуру везёте!

Как будто пилоты моли что-то изменить! Скорее всего, они его даже не услышали. Но по забавному совпадению болтанка тут же прекратилась. И агарду Тапри вновь с восхищением подумалось, какой же это великий человек — цергард Эйнер, что даже природа сущего подвластна его слову!

К большому облегчению Гвейрана, десантироваться им не пришлось. Самолёт сел на маленьком прифронтовом аэродроме в городке со смешным названием Мымра. Собственно, таковым оно было лишь в земном восприятии. На языке Арингорада это слово (мужского, кстати, рода) звучало совершенно нейтрально и никакого иного смысла, кроме топонимического, не имело.