Последнее поколение

И это была истинная правда. Потому что кроме искомого корабля космических пришельцев, располагался в квадранте 16-б ещё один достопримечательный объект. А именно — один из престольных храмов Вдовицы-Праматери. Скорее всего, он разрушен, может, и вовсе ушёл в топь, но для каждого монаха ордена место «само по себе является насквозь святым, так почему бы трём психам не совершить туда паломничество?». Так объяснил цергард Эйнер своим спутникам, а потом не удержался, рассмеялся в открытую:

— Надеюсь, кто-нибудь из вас разбирается в священном писании? Нет? Тогда будете изображать молчальников по обету.

Гвейран улыбнулся в ответ. Зря он сердился, план действительно был хорош. Во-первых, монахи-вдовняки (в просторечии) действительно отличались фанатизмом на грани душевной болезни, и занести их ради святой цели могло куда угодно, хоть к чёрту на рога. Во-вторых, документов они не признавали вовсе, в отличие от оружия, на которое у монахов других орденов был запрет. В-третьих, культ Вдовицы был полиэтническим, пользовался равным уважением в народе по обе стороны квандорско-арингорадской границы. И если власти Федерации религиозные проявления хоть и не запрещали официально, но, скажем так, не приветствовали, квандорская монархия наоборот, всячески поощряла их, считая веру оплотом государственности. А потому носители её, случись им оказаться в плену, могли рассчитывать на определённое снисхождение… В общем, впервые за последние месяцы Гвейран перестал ругаться на соплеменников за то, как неудачно они спрятали катер. Настроение улучшилось, предприятие перестало казаться стопроцентно безнадёжным, где-то там, в конце туннеля, забрезжил слабый лучик…

А Тапри слушал их разговор и удивлялся всё больше. Нет, не тому вовсе, что начальнику его приболело посередь войны непременно попасть в квадрант 16-б, уже не первый месяц захваченный противником. Мало ли, какие секреты там хранятся, не адъютантское это дело. Удивляло безмерно, почему господину цергарду, человеку выдающегося ума, не приходит в голову такая простая, на поверхности лежащая вещь?! К чему маскировка, к чему самая хитроумная из легенд, когда лицо его известно всем и каждому в этой стране, да и в Квандоре, наверняка, тоже! Его узнают сразу же, как только увидят — никакая ряса не поможет!

На этот раз он не стал молчать. Потому что священный долг адъютанта — всемерно заботиться о благополучии своего командира, даже в том случае, когда есть риск навлечь на свою голову гнев его.

Только цергард Эйнер гневаться не стал, спросил весело:

— Скажи. Ты слышал когда-нибудь, чтобы Верховный цергард Федерации разгуливал по городам и весям в монашеском рубище и бегал молиться через линию фронта? Нет? И никто не слышал. Это противоестественно, такого просто не бывает. Это во-первых. Во вторых, для здоровых людей мы, болотные, все на одно лицо. А свои… сам знаешь. Короче, не узнают меня ни наши, ни квандорцы — собственным глазам не смогут поверить. Тем более, в этом тряпье. Мы без формы сами на себя не похожи, будто другие люди. Правда же? — он обернулся к пришельцу, ища поддержки.

— Это точно! — от души подтвердил Гвейран. — Пожалуй, я и сам бы вас на улице не признал! Милостыньку бы подал, на бедность!

После этого они утопили машину. Отчаянными усилиями спихнули с дороги под насыпь, и потом долго и грустно глядели, как уходит в трясину новёхонький «кварг». Сначала медленно, будто нехотя увяз нос и передние колёса, потом дело пошло быстрее, наконец, раздался характерный чавкающий звук, навеявший Гвейрану страшные воспоминания, и машина исчезла из виду целиком.

— Эх, жалко! — вздохнул цергард Эйнер, бросая последний взгляд в распахнутое чёрное окно вечно голодной топи. — Хорошая техника была.

— Ага! — горестно кивнул адъютант. Он был готов прослезиться. Казалось ему, будто с гибелью «кварга» разорвалась последняя их связь с прежней, нормальной жизнью, одни лишь воспоминания остались от неё, будто и не было никогда Генерального штаба, головокружительной карьеры, и девушки по имени Вегда, с которой так и не успел помириться…

Впрочем, воспоминания эти имели вполне определённое материальное воплощение. Машину они утопили, а одежду свою — не смогли! Пожертвовали брезентовыми куртками и бельём, но брюки и кители пожалели, как ни уговаривал Гвейран, как ни убеждал, что хранить на дне монашеских мешков чёрную форму контрразведки — всё равно, что смертный приговор себе подписать. Свои обнаружат при обыске, квандорцы ли — результат будет один: пытки и расстрел за шпионаж. Избавиться надо, и немедленно, толковал церангарам землянин. Но те упёрлись, только и согласились, что знаки различия спороть. Слишком трепетным стало у людей военного поколения отношение ко всему, что имеет растительное либо животное происхождение. Это вам не дешёвую железку утопить!