Последнее путешествие. Повесть

На краю земли или в космосе –
Высоко над бездною вод,
В новизне небывалой утесы
Одиноко встречают восход.
Как народы, здесь травы склоненные
Жмутся вместе, а ветры метут!
Одиночество во вселенной
В новизну ли уйдет, в пустоту?

Под ним, или над ним простирается нечто сияющее бесценное, совсем иное, чем жил недавно – полный бесконечными смыслами океан. Или это небо?

И вдруг Дима увидел наяву весь путь человечества – куда? Перед ним проплывала вся его история. Чего хотели люди в Древнем Египте? Неужели главным для них было бессмертие фараона, их родины, вечное цветение берегов Нила? А древние греки? Их конечным счастьем было здоровье, красота человеческого тела, оберегаемая от непостоянных богов.

Какая надежда, вечная надежда человечества! Может быть, она присуща человеческому роду, чтобы не было мысли о самоубийстве.

Дима почувствовал себя частичкой чего-то грандиозного, что не умрет вместе с ним. И ему стало легче.

Все его существо поднялось в бездну, словно там – новая свежая жизнь! Это было небо невероятных возможностей, которые он не осуществил. Там была космическая наука, милая ему наука, уводящая в невероятные открытия, и то творческое состояние, которое чревато гениальной поэзией.

Вспомнил о куда-то пропавшем приятеле, философе Нелепине, о его любимом коньке – восприятии времени у древних. Доколумбовые народы видели мироздание в виде паутины, где нити мирового пространства-времени полотна тянутся бесконечно. Тогда все это не задевало, было так далеко от него!

И Диме, перед этим бездонным пространством, представилось, что он движется не в линейно-поступательном иудейско-христианском времени, но в видимой одновременно сфере прошлого и настоящего, обращенной в неизвестное будущее. В безграничной сфере, над которой летят дымящиеся пылевые облака космоса. Он обнаружил, что в прошлом исчез запах тления, время исчезло, стало пространством.

У него возникла собственная догадка: время-пространство – вот она, видимая целиком сейчас сфера, в которой все движется по спирали! Необъятная сфера, наполненная страданием и всегда живыми надеждами и мечтами о блаженной стране, прикрытыми дымными облаками легенд.

____

Бездна медленно менялась. Дима провожал взглядом низкие темные облака и выше прозрачные, – как будто в них не было времени, а только пространство.

Он увидел, как на картине Иеронима Босха, внизу сферы дымящийся исток родины – пещеру сумерек разума, на стенах которой детские восторженные каракули рисунков возвещают начало сознания.

А выше пошли зловещие картинки. В черном облаке – чудовищные клубящиеся битвы столкнувшихся грудь в грудь уродливых жуков-кирасиров с копьями наперевес, их взгляд, обостренный удалью боя и ужасом возможной смерти, и наезжающие на жертвы широкой грудью лошади, и поля со стонущими умирающими и убитыми, из их тел торчат частоколом пики.

А вот трибуны Колизея! Зрители, обмотанные кусками ткани, с азартными лицами опускают большой палец вниз: dislike! – жест гладиатору на арене, держащему меч над умирающим соперником, глядящим ему прямо в глаза.

Вот Аппиева дорога, ведущая в Рим, вдоль нее бесконечная колоннада крестов с поникшими в смертельных муках распятыми рабами.

А высоко в светлом облаке ступает восставший со креста Христос в белом венчике из роз, «смертию смерть поправ», и зовет куда-то в дантовские облачные сферы, на лучезарную вершину, где восседает всемилостивый Господь.

– Я вспоминаю бога, – раздался в ухе Димы хриплый смех соседа, – когда силюсь на унитазе: «Господи, спаси и сохрани!»

«Я что, разговариваю вслух?» – изумился Дима. Соседка улыбнулась ему. Наверно, его седина не позволяла ей думать, что перед ней безумец.

Дима снова вглядывался в низко летящее черное облако, оно казалось неподвижным. Увидел бескрайние поля, в сполохах взрывов планетарной войны. Аккуратно огороженный колючей проволокой концлагерь – новый ад на планете, несравнимый с библейским, внутри на земле валяются доходяги, брошенные умирать.

В черном облаке катятся на Москву наглые железные чудовища, подминая гусеницами города и деревни, и целый народ под угрозой гибели, очнувшись от страха перед геноцидом власти, напрягает все силы, бросается под гусеницы, чтобы сгинула эта нечисть с земли.

Вся история вопиет, что в человечестве крепко засела и никогда не будет облагорожена культурой его животная хищническая суть.

Чуть выше, в серых облаках – застывшее настоящее время, в нем затаились по домам люди, в страхе перед нагрянувшей пандемией. Безумная верхняя соседка Димы лежит на полу, молитвенно скрестив руки. А во дворе распласталась черным пятном на снегу самоубийца в широкой шляпе, перед стыдливо потушенными окнами домов.

По улицам бродят в толпе неприкаянные одиночки, в решительном убеждении: сначала умрешь ты, а потом я. А на границах сытых государств штурмуют колючую проволоку беженцы, бегущие от насилий и войн.