Последнее путешествие. Повесть

Неожиданно внутри у Димы поселилось полное одиночество. Не такое, которое наполняет догадками о смысле жизни, не страх от осаждающих со всех сторон болезней и трудностей, а гораздо хуже – такое отчаянное одиночество в пустом космосе, где ни одной человеческой души. Как будто весь мир, который с младенчества казался многолюдным и открытым, вымер от пандемии, и остался он один, потеряв смысл жить дальше.

Как смешны усилия тех старушек, которые бодро пишут в интернете, что нашли новую энергию мудрости в новых проектах, воскрешающих энергию!

Зачем он скитался в молодости, жил с какой-то женщиной, старался выжить и привести к успеху свою организацию, – и никто не помог, его дело, да и жизнь оказались никому не нужны. Зачем тогда жил?

Почему не пришлось быть погруженным в суету большой дружной семьи? Почему не создал род, который будет разрастаться, как тот решетчатый дуб? Тогда бы он умер в сознании надежности плато жизни.

Но даже если бы это случилось, в большой семье вряд ли был бы тот лад. Как и у тех, чьи дети высыпали в парк с мамами, и у «понаехавших» мигрантов, бесстыдно лежащих обнаженными на траве под деревьями. Тем более в отношениях между семьями, между группами людей, которым нет дела друг для друга. Так ли уж ладно в них? В телевизоре полно непримиримо спорящих наследников, которые делят имущество умерших родителей.

Это отчуждение поразило целое перестроечное поколение, в котором не осталось ничего, кроме заботы о себе и собственной семье. Ощущение такое, словно по телу общества судорожно проходит тревога перед тем, что с ним будет.

Было ощущение, что все выдохлось. Как любимое радио, которое Дима стал слушать днем (оказывается, это время пустое), тоже выдохлось, повторяя одни и те же передачи о здоровье.

Он внутри все время боролся с чем-то страшным, угнетающим, бессилием. С чем-то чужим его духу, уничтожающим его.

И не мог уснуть ночью. Какое-то беспокойство гнало его, отвращая от развлекаловки на экране телевизора, читать то, что не дочитал в молодости, клетки мозга пытались насытиться чем-то, горю недоступным. Правда, он уже не читал, а только схватывал на лету, сразу всплывало все прочитанное на эту тему раньше.

Желание исцелиться духовно теперь стало физическим, словно это было уже одно и то же.

Недавно верхняя соседка внезапно вернулась домой, не закрыв дверь, легла на диван, положила руки на грудь крест-накрест и умерла. Оказывается, она веровала. Дима теперь увидел ее совсем по-другому: перед смертью все равны.

Ее захламленную квартиру заняли незнакомые чужие люди, и там раздавался грохот, и даже ночью зудела дрель, не давая заснуть.

9

Дима ощутил, что творческая сила в нем, может быть, сама жизнь иссякает. Земное тяготение, ставшее со временем заметным, не давало распрямиться, ночью прижимая к кровати, спокойно спать до утра – ломило бока и плечи. Еще недавно словно жил на прочном плато всеобщей надежности, а сейчас плато обрушилось. Время-пространство сузилось, превращаясь в площадку кровати, плывущую в бесконечной пустоте космоса, где исчезло человечество.

Нужно было что-то предпринять.

Он вспомнил описание Львом Толстым смерти чиновника Ивана Ильича. Тот в остановленном пространстве-времени сидел с такими, как он, за картами, и только умирая понял, что прожил впустую, но успел ощутить надежду в исцеляющей нравственной мужицкой чистоте. Автор принимал за исцеление здоровый мужицкий запах. Почти как сам Дима, когда-то считавший спасением чистоту дела.

____

– Поеду домой! – решил Дима. Туда ли, где любящий отец добивался от сына совершенства путем порки, а мать сострадательно переживала каждый удар ремня, как на себе? Или туда, где вошел в кровь запах папортника, и тайги, в которой чудится древняя тревога и надежда на спасение?

Недавно звонил брат. Он так и остался жить на краю света, на Востоке. Выслушал известие о смерти жены, помолчал.

– Когда же ты приедешь? Приезжай, у меня есть лодка, удочки, порыбачим.

Странная эта связь родства. Это не наживная близость, а крепкая, как канат, связь, данная нам от природы. С годами все отшелушивается, и она остается почти единственным чувством родины. Они не виделись с детства, и вот теперь он понял это.

____

В аэропорт привез его узкоглазый таксист – из другого мира, слепо глядящий в навигатор и равнодушно назвавший его дедом. Он беспрерывно болтал по мобильнику, на своем гортанном языке, бесконечно далеком, в котором текла древняя дикая жизнь.

И вот, преодолевая недомогание, Дима летит туда, где больше всего хотелось закончить жизнь, – на родину. Остался позади мир, беспамятно занятый самоустройством. Остались где-то страхи за здоровье жены, негодование от социальных насилий, трудное умирание дела, которому посвятил основное время жизни, томительная жизнь пенсионера, иногда озаряемая прозрениями мысли.

Только видел полные ужаса глаза жены, словно она стояла поперек дороги, не давая ему, больному, уехать одному, без нее.

10