Последнее сокровище империи

И тут снова пригодилось знание Костровым здешних мест. Он вспомнил о проходе через болото – охотник, который в свое время прятал его у себя, как-то вывел к тому месту и рассказал: мол, если переходить, то только здесь, тогда точно никто чужой не сыщет, не каждый через болото сунется. А хоженых троп в тайге не так уж много. Так что, предположил Костров, если найти нужный проход на болоте, то велика вероятность того, что они возьмут след экспедиции.

Что же, иного решения никто и не предлагал. К тому же Полетаев изначально положился на Кострова во всем, что касается знания местности и умения ходить по тайге. Еще у них была карта, болота на ней обозначены, ориентировался Костров действительно неплохо. Так и пошли.

Ночевка в самодельном шалаше утомила Данко. Без того нервный, он не мог уснуть под укусами комаров, ворочался всю ночь, не давая заснуть остальным, и к рассвету Полетаев и Костров, не сговариваясь, поняли, как ненавидят своего бледного спутника. Только общее настроение резко поменялось, когда они вышли на поляну, где совсем недавно кто-то ночевал – теплый пепел от костра, шалаш, свежие следы человеческого присутствия. А главное: окурки в золе, нездешние, не докуренные до основания махорочные самокрутки, городские папиросы с золотым на конце ободком.

Вот она, удача! Сомнений в том, что папиросы курил нужный им офицер, у Бориса Полетаева почему-то не было.

Дальше Кострову действительно удалось взять след, прямо как охотничьей собаке. Отыскал место, где они находятся, по карте, вывел в уме возможный путь к болотной гряде, и когда двинулись, дошли до болот, убедились – кое-какой опыт Кострова умножился здесь на везение.

Проход через топь даже искать не пришлось. Достаточно выйти к месту, возле которого валяются остатки свежесрубленных жердей-слег.

Топор на всех был только один. Костров взял заготовку жердей на себя, и после полудня троица наконец осторожно, след в след, двинулась по болоту. Шли осторожно, опыта таких переходов даже у Кострова не было. Данко, замыкающий маленькую процессию, громко ругался, чем в конце концов перешел последнюю грань терпения Полетаева.

– Заткнешься ты сегодня, сволочь?! – гаркнул тот, резко обернувшись.

Этого нельзя было делать.

На миг забыв об осторожности, Борис тут же потерял равновесие и опомниться не успел, как оказался по пояс в топи. Но Данко попал в такую же историю – невольно отшатнувшись, когда Полетаев злобно повернулся к нему, он тоже оступился, провалившись в трясину сразу по грудь.

– Э! Э! Помогите! – заорал он, чувствуя, как дышать сразу стало тяжело.

Полетаев, раскинув руки, словно канатоходец, тоже не знал, как себя вести. Но не кричал – просто взглянул на Кострова, и тот будто вышел из ступора: подобравшись поближе к Борису, протянул ему жердь. Чтобы выбраться, Полетаев медленно опустился на грудь, выполз на более прочное место, перебирая руками по слеге, помогая себе всем телом, извиваясь при этом, как змея. Поднявшись, Борис отдышался и словно только сейчас услышал крики Данко:

– Ко мне! Ко мне, черт возьми! Я тону!

Полетаев взглянул на Кострова. Тот неуверенно повел плечами.

Болотная жижа доходила Данко уже до плеч. Он вытаскивал из жижи то одну руку, то другую, пытаясь даже плыть, и все это время не переставал орать, взывая к товарищам.

Полетаев сплюнул грязь.

Затем повернулся к тонущему Данко спиной.

Он почему-то не хотел наблюдать, как его бледное лицо вот-вот исчезнет в страшной трясине.

4

Казалось, не они приближаются к лесистой горе, а она сама надвигается на них своей громадой в лучах заходящего солнца.

Охотничья заимка нашлась почти у самого подножия, на небольшой полянке, у двух сросшихся сосен. Только увидев сруб, настоящее человеческое жилье, Кречет, Берсенев и уж, конечно же, Лиза поняли, как же им хочется под крышу дома, каким бы этот дом ни оказался! Багров предупредил: двери заимок обычно не запираются, а внутри оказалось тесновато, зато по-настоящему уютно. Имелось даже сложенное из камней подобие печки, хотя Матвей предупредил: если разводить огонь, дым останется в избушке.

– Избушка там на курьих ножках стоит без окон, без дверей… – процитировала Лиза. – Вам это ничего не напоминает, господа?

– Что угодно, Лизавета Васильевна, только не сказочное Лукоморье.

– Я так устала, господа, что пусть это даже будет избушка Бабы Яги – лишь бы можно было выпить горячего чаю и прилечь… Мне даже дым мешать не будет, честное слово…

Нашелся задымленный чайник, спички в вощеной бумаге лежали за очагом, там же дожидался гостей мешочек с сухарями. Под потолком кто-то старательно развесил пучки засушенных трав, их стойкий аромат пропитал избушку изнутри до основания. От этого пьянящего запаха Лиза окончательно дала слабину: свалилась на жесткую лежанку.

– Вы как хотите, а я с этого места не сдвинусь!