Последнее сокровище империи

На выстрел те, кто остался в избушке, отреагировали очень быстро. Уже через мгновение Берсенев и Кречет с карабинами в руках выбежали наружу. Первым обернулся к проводнику Антон, хотел что-то сказать, но слова застряли в глотке, как только Матвей Багров нацелил ему в голову дуло своего ружья.

А из-за деревьев, двигаясь, будто при загонной охоте, вышли три темные тени.

– Не балуй! Бросай! – послышался громкий грубый окрик.

Человек, наступавший справа, передернул затвор на ходу. Тот, кто надвигался по центру, чуть ускорился, выдвинувшись вперед, тоже подал голос:

– Он белку в глаз бил! В человека попасть легче… Бросайте железки!

Как назло, из заимки выбежала Лиза. Берсенев тут же закрыл ее собой, но услышал бодрое:

– Да видели мы вашу девку! Ее хоть пожалейте, мужики! Кидайте винтари!

Снова щелкнул затвор.

Сначала Берсенев, а затем – и Кречет бросили карабины на землю.

– К стене отошли! Живо! – донесся новый приказ.

Алексей, Антон и Лиза послушно отошли к стене, замерли, пытаясь понять, что происходит и что ждет их дальше. Тем временем трое подошли совсем близко. Их даже можно было разглядеть в лунном свете. Один, лохматый и грузноватый, не скрывал довольной улыбки, демонстрируя щербатый рот. Лицо второго носило следы врожденного уродства – левая ноздря была больше правой, потому нос напоминал кабаний пятачок. Третий, по виду – главарь, ладно скроенный мужчина на вид лет тридцати, стволом винтовочного обреза сбил картуз на макушку.

– О чем гутарили, дядя Матвей? Вижу, ты знак подал, опасность…

– Глазастый больно оказался, – проворчал Багров.

– А, один хрен, все равно объявляться рано иль поздно пришлось бы, – главарь встал напротив пленников, чуть расставив ноги, сказал, поигрывая обрезом: – Здорово, что ли, православные… Меня Федя зовут. Рогожин, слыхали, не слыхали? Дело у меня к вам. Потолкуем?

Глава вторая. Петроград, май

1

Визиты Лео на квартиру к Потемкиным после отъезда Кирилла Самсонова стали ежедневными.

Поначалу Настасья Дмитриевна принимала модного антрепренера неохотно, скорее из вежливости. Бегство Лизы незамеченным для столичной общественности не осталось. Какая-то дешевая бульварная газетенка даже родила фельетон об известной девице П., которой так понравилось дрессировать сибирских медведей, что она бросила одного, только укротив, и помчалась в Сибирь, искать следующую жертву в тайге. Потемкина после такого вообще перестала выходить из дому, а уж принимать кого – и подавно. Однако Ренкаса терпела, но исключительно после его откровенного признания: выполняет волю своего друга и благодетеля, Кирилла Прохоровича, не оставляет Настасью Дмитриевну одну.

Вежливое терпение скоро сменилось ежедневным нетерпеливым ожиданием. Лео, вхожий во многие дома и бывающий, казалось, везде, был для немолодой княгини кладезем информации, потому Потемкина ощущала себя в гуще петроградской жизни, не трудясь покидать квартиру. Кроме того, Ренкас взял привычку регулярно приносить свежие пирожные к чаю, всякий раз – другие. И это притом, что совсем недавно вступило в действие странное распоряжение властей, запрещающее выпечку тортов, пирожных, печений и прочих сладостей. Якобы для экономии яиц, сливок и сахара. Что пирожные: кухарка жаловалась – хлеба в Петрограде стали отпускать в обрез, у лавок и магазинов с мучным появились «хвосты». А Ренкас рассказал: с недавнего времени в ресторанах после того как платят по счету, компании разыгрывают между собой оставшийся от трапезы хлеб, и дамы лучших фамилий не считают зазорным заворачивать оставшиеся кусочки в салфетки, чтобы унести с собой.

Вот вам и война, господа! Куда катится Россия – так стала чаще приговаривать княгиня Потемкина.

Сегодня, принеся в фирменной коробке пирожные с миндалем и с той же таинственностью на лице уходя от прямого ответа, как удается раздобыть запрещенное, Лео поведал историю о том, как его нынешним утром пригласили в Охранное отделение.

– Принял некий полковник Хватов, Сергей Петрович, – говорил Ренкас, сам разливая чай. – Слово чести, Настасья Дмитриевна, никогда еще не приходилось вот так, прямо, сталкиваться с господами в синих мундирах. Обо всех не скажу, но господин Хватов производит впечатление неглупого человека. Даже интеллигентного… по-своему.

– Да, я слышала от многих: жандармерия – не полиция, там дуболомов не держат, – кивнула Потемкина, поддерживая разговор. – Чего от вас хотели-то, Лео?

– Хотели, хотят и будут хотеть!.. – Лео сделал глоток чаю. – Хватов так и сказал. Надеюсь, говорит, вы понимаете, господин Ренкас: наши встречи будут продолжаться. Ничего, говорю, с цензурным комитетом смирился – смирюсь и с Охранным отделением. Знаете, что ответил полковник? Разница, мол, в том, любезный, что цензуру вы обходите. И вам это прощается, ведь запрет цензуры равен интересу публики. Тогда как запрет Охранного обязателен к исполнению. Нарушение есть государственная измена.

– Господь с вами, Лео! Вы – и измена…